– Для раба ты слишком дерзок.
– А ты слишком юн для хозяина. – Он выхватил хлеб из рук девушки.
Бросив отломленный кусок на мостовую, она схватила его за руку. Ей вовсе не хотелось дотрагиваться до кровоточащих ран, но его следовало проучить. Она сжала пальцы, давая своему безымянному рабу понять, кто здесь главный. В Фирексии тритоны считались мягкотелыми, бесполезными созданиями, но в большинстве других миров Ксанча могла помериться силой со взрослым мужчиной. Глухо застонав, раб выронил хлеб и, когда она отпустила его, поднял с земли свою долю.
– Медленно, – сквозь зубы проговорила Ксанча, хотя знала, что он вряд ли послушается. – Проглоти, подыши и запей водой.
Пока девушка раздумывала, что же делать дальше, раб протянул руку, схватил хлеб и крепко прижал его к себе. Потом перевел взгляд с лица Ксанчи на ее меч, висящий на поясе.
– Сперва попроси, – сказала она не двинувшись.
Даже если каким-то немыслимым образом ему удастся завладеть мечом и напасть, волшебная броня Урзы защитит ее.
– Хозяин, можно мне поесть? – проговорил он тоном достаточно саркастичным для человека, только что чудом избежавшего смерти.
Определенно вдобавок к подходящей внешности у него было Мишрино отношение к жизни.
– Я купила тебя не для того, чтобы уморить голодом.
– А зачем тогда? – спросил раб, набив полный рот хлебом.
– Мне нужен человек похожий на тебя.
Юноша посмотрел на Ксанчу тем же взглядом, каким смотрели на нее торговка и Гарв, и она почувствовала себя рыбаком, поймавшим рыбку больше своей лодки. Только время могло показать, сможет ли она воспользоваться уловом или улов утащит ее на дно.
– Теперь ты будешь откликаться на имя Мишра.
Новоявленный Мишра усмехнулся:
– Конечно, хозяин Урза.
Несмотря на то что она сказала Урзе, эпос Кайлы бин-Кроог не был широко известен на землях разоренного Терисиара, и Ксанча не ожидала, что раб узнает свое новое имя. Не была она готова и к его дерзости.
«Я совершила ошибку, – сказала она себе, – я сделала ужасную вещь».
В это время раб начал задыхаться. Он потянул кожаный ошейник и с трудом сумел проглотить хлеб, Ксанча опустила взгляд и увидела, что на его пальцах остались кровь и гной.
Возможно, она и ошиблась, но ничего ужасного пока не сделала.
– Зови меня Ксанча. А когда ты встретишь его, Урза будет просто Урзой. Не надо называть его хозяином, ведь ты его брат.
– Ксанча? Что это за имя такое? Если я Мишра, а ты работаешь на Урзу, разве твое имя не Тавнос? Хотя, кажется, ты не вышел ростом. Отрасти волосы и сможешь играть эту уродливую Кайлу.
– Ты знаешь «Войны древних времен»?
– Ты удивлен? Я тоже умею читать, писать и даже считать, не используя для этого пальцы. – Он протянул руку, но вдруг что-то увидел, возможно пятна крови, которые она заметила раньше, и вся его дерзость пропала.
– Я не родился рабом, – продолжал он спокойно, задумчиво глядя через площадь. – У меня была жизнь… имя.
– Какое?
– Рат. Уменьшительное от Ратип. – Юноша закашлялся.
– Держись. – Ксанча вытащила нож. – Я не собираюсь тебя убивать.
В глазах Рата не было ни тени доверия, и он вздрогнул, когда она потянулась к его горлу и просунула нож под ремень. Ей пришлось пилить затвердевшую от пота кожу, и, прежде чем удалось снять ошейник, она несколько раз уколола раба. Лезвие окрасилось кровью, но он не сказал ни слова.
– Извини. – Ксанча хотела выбросить ошейник, как выбросила наручники, но Рат подхватил его на лету.
– На память…
Девушка знала, что рабы обычно не имеют личной собственности, но отобрать ошейник не решилась.
– У меня есть для тебя задание.
Рат вертел в руках кожаный ремень.
– Если бы ты не был рабом, я предложил бы тебе золото. Обещаю, что освобожу тебя, когда ты сделаешь то, что мне нужно.
– А если я не соглашусь?
Пока Ксанча обдумывала ответ, послышался звон оружия краснополосых, входящих на площадь со стороны восточных ворот, через которые она хотела выйти из города. Вокруг было много народу, но девушка надеялась, что, несмотря на необычный вид – он в лохмотьях и с кровоточащими ранами, а она в дорогих одеждах и с мечом, – они не привлекут излишнего внимания. Рат тоже увидел краснополосых и щелкнул себя ремнем по бедру, словно кнутом. Ксанча догадалась, что наемники сыграли какую-то роль в том, что Ратип стал рабом. Он был образован, Ксанче вспомнились слова крестьянина и подумалось, что юноша тоже когда-то носил богатую одежду.
– Держи свою цепь… – начала девушка, но не договорила, уловив в воздухе тонкий аромат, который узнала бы из тысячи: запахло блестящим маслом.
Один из краснополосых был тритоном, но совсем не похожим на нее, потому что тритоны новых поколений имели другое происхождение и не жили группами. По правде говоря, они даже не знали, что они фирексийцы. Ксанче не хотелось проверять свои догадки. Она села, уткнувшись головой в колени и пытаясь спрятать дыхание, которое могло выдать ее. Рат стоял рядом и помахивал ремнем. Вполне вероятно, что краснополосый тритон мог слышать их разговор.
– Тихо! – скомандовала Ксанча шепотом и сжала руку Ратипа.
– Ты боишься краснополосых?
– Они мне не друзья. Тихо! – Девушка глубоко вдохнула.
Рат нагнулся, чтобы было удобнее разговаривать, загородив собой площадь.
– А кто твои друзья, шратты? У тебя вообще какая-то странная компания – Урза, Мишра, шратты. Ты ищешь неприятности?
Ксанча пропустила его слова мимо ушей, наклонилась еще ниже и проводила взглядом краснополосых, направившихся в таверну, где сидела работорговка.
– Нам пора. Ты можешь идти?
– Зачем? Я не боюсь краснополосых. Я бы пошел с ними прямо сейчас, если бы они взяли меня.
Старейшины в деревнях предупреждали Ксанчу, что молодые люди в этой войне, так или иначе, выбирают свою сторону. Оказалось, что ее Мишра имеет фирексийские наклонности. У нее не было времени что-либо объяснять, поэтому пришлось действовать обманом.
– Если ты идешь, то поторапливайся. Или ты надеешься, что надсмотрщик сохранил твое место?
– Кажется, я свалял дурака, позволив себя продать.
– Вставай и пошли.
– Да, мой хозяин.
Подкрепившись хлебом и освободившись от тесного ремня на шее, Ратип быстро восстанавливал силы. Ему уже не понадобилась помощь Ксанчи, когда они зашагали прочь от городского фонтана. Но, гордый от природы, он тяготился ножными кандалами, привлекавшими внимание жителей Медрана. Вскоре стало ясно, что покинуть город без приключений будет сложно и сначала необходимо все хорошенько обдумать в каком-нибудь укромном месте, подальше от посторонних глаз. Поэтому, покинув площадь, они выбирали самые узенькие улочки и наконец нашли подходящий заброшенный двор.