Ехали мы третий день и остановились в маленькой деревеньке, даже можно сказать хуторе, из пяти домов. Храмовник выгнал хозяев из трех самых лучших домов, отправив ночевать в хлев и сарай. Самолично заколол свинью в одном из дворов, вернее, красуясь перед народом, проткнул её насквозь, отсек ей голову и стал готовить мясо.
Мы с Семеном и ребятами сидели на улице, разведя небольшой костерок и варили кулеш, как обычно. Луна спряталась за тучками, но ветра не было и морозец не ощущался так сильно. Сергунька, на охотничьем языке, показал, что к нам приближаются. Негромко ведя беседу между собой, мы с Семеном дали им понять, что заметили человека уже давно, а вот молодежь, которой вроде как полагается бдить, проворонила лазутчика. Обиженный Санька, объяснил, что заметил давно. Просто он не приближался, поэтому они решили дать нам отдохнуть.
Весь этот разговор, проходил под неспешную беседу о ценах на товары, о том, что пора бы уж и домой, что жены заждались, что молодежь вместо дела фигней страдает и не крестьянское энто дело со всякими ельфами по лесам шарится.
Темная фигура выступила из-за телеги с улыбающейся во все свои двенадцать зубов пастью.
- Что, лапотники! - достаточно громко проговорил Герон и, поперхнулся накинутой на горло удавкой, которую натягивал непривычно сосредоточенный Санька.
Непонятно откуда взявшийся арбалет вырастал из руки Семена, причем направлен он был явно ниже пояса. Его меч и оба засапожника в ту же секунду были уже в руках у Сергуньки, тут же нырнувшего в темноту, проверить - один человек или все таки несколько. В моих руках как обычно красовался старый почерневший нож, похожий на кухонный, на фоне всего остального выглядевший достаточно безобидно. Секунду полюбовавшись на перекошенную физиономию Герона, Семен мигнул и отвел арбалет. Удавка исчезла, заставив десятника на секунду охнуть и пошатнуться. Когда же он снова уставился на нас, то увидел перед собой четырех полуиспуганых крестьян, которые заискивающе смотрели на него. Причем не арбалета, не удавки, только его оружие лежало около ног.
- Ну вы чё, офонарели? - просипел он потирая сдавленное горло, - на своих кидаетесь.
- Что Вы господин десятник, - льстивым голосом и кланяясь, сказал Семен. - Мы ж, Ваша Милость люди маленькие...
Герон озадачено затих, пока не рассмотрел легкую усмешку в его глазах.
Наконец мы все рассмеялись.
- Ну вы даете, черти полосатые, чуть двух самых вещей в жизни не решили. Головы и... головы.
- А то, - не стал отпираться Семен. - крадешься как тать в ночи, а мы люди простые, услыхали да сработали на упреждение.
- Ага, простые, - нервно хихикнул Герон, потирая шею. - Я вам свинины принес. После того как этот... он помолчал пытаясь подобрать определение храмовнику.
Санька услужливо выдвинулся вперед:
- ...свинокол...
Секунду все молчали, а потом опять начали ржать. Если вспомнить, что рыцари в своих орденских монастырях сначала тренируются на свиньях, то прозвище получалось очень удачным.
Оторжавшись, мы навалили десятнику кулеша, покрошив туда часть принесенного им мяса. Поужинав, и потравив с нами разные служивые байки, Герон поднялся со словами:
- Пойду, охламонов своих проверю. Как бы не разболтались окончательно. Пошли, проводишь меня.
Я поднялся, отряхнул штаны и крестьянским шагом, как сопровождающий высокое начальство подневольный человек, поплелся вслед. Проверив оба поста, Герон остановился посредине улицы так, чтобы к нам никто не смог приблизиться. Чувствовалось, что старый друг в смущении. Помогать ему говорить, не хотелось. Когда к тебе приходят с просьбой взять в долг, то выглядят точно также. А я в долг не даю. Не люблю друзей терять.
Наконец Герон решился:
- Ты знаешь, что с вами поехал молодой барон?
Я хмыкнул. Мы в пути трое суток, дневали и ночевали вместе, ехали тоже вместе. Не заметить богато одетого, с хорошим оружием, на дорогой лошади, молодого человека, постоянно носящегося вдоль обоза и изображающего кипучую деятельность под охраной и в сопровождении твоего старого друга, постоянно провожающего влюбленными глазами (молодой, а не друг) эльфийку и ловящего каждое её слово - это уже даже не слепота, а... прямо!... не знаю как и сказать.
Верно поняв мое хмыканье, Герон заторопился:
- Понимаешь какая штука, млядская, получается. Патрик решил, что он слишком много лет сидел взаперти в замке, не совершая никаких подвигов. Жизнь, так сказать, проходит мимо. Ему, мол, уже восемнадцать, скоро он будет не в силах вскочить в седло и поднять меч. Мы его почти уже уговорили, но тут эта стервь эльфийская тоже решила помочь и начала уговаривать. Да еще этот, блин, ухажер ейный, брякнул, что мол дело, на какое они идут, очень опасное и детей лучше оставлять дома. Ты представь себя на месте Патрика? Что бы ты сделал?
Вопрос был риторический и не требовал ответа, но я рискнул:
- На месте Патрика, я сказал бы спасибо, и послушался совета умных людей, а потом со злорадством и легким сочувствием наблюдал, как оставшиеся в живых, но искалеченные выползают из леса под стены теплого, уютного замка...
- Ха, сказал Герон,- это ты щас такой умный, где ж был твой ум, когда тебя вербовщики залакшали в твои юные годы?
Я ухмыльнулся:
- Там же где ум твоего парня сейчас.
- Вот вот. А этот же, ты еще пойми, дворянин.
Герон процедил эти слова с явной насмешкой.
- Он по определению не может быть нормальным. Вот мы к примеру с тобой: я попытался тихо подойти и прирезать вас, вы в ответ, постарались так же молчаливо упокоить меня, чтобы я не мешал вам наслаждаться ужином. Он же не такой! Он вскочит на коня, пошлет впереди себя пару герольдов, вызовет на бой и помчится на врага. Весь в белом! А враг, в это время, вкопает перед его конем борону, зубьями вверх, а после этого расстреляет в упор из арбалета. По крайней мере так бы поступил любой из псов войны, таких как мы с тобой. Очень красиво, когда какое-нибудь чмо идет на тебя в красивых доспехах в полный рост, а ты измазанный в грязи, сбоку от основной линии атаки, с тяжелым арбалетом. Сколько таких благородных дворян полегло, во время "локальных конфликтов"...
Все больше в его голосе насмешка сменялась тоской. Тоской по тем временам, когда войны были честными, воевали воины, а не солдаты и даже у наемников был кодекс чести. Голос его становился все глуше:
- Так вот. Патрик, из того тупого и благородного дворянства, которое почти все вымерло. Я сам воспитывал его. Я научил его драться, но я не смог научить его побеждать любой ценой. Он не сможет пока пойти на предательство, не сможет бросить своих людей умирать, не сможет подчиниться подлецу.
