«И куд-да в него столько лезет? – подивился Кручек. – Тощий жерд-дяй, живота лишен... Наверное, чары.» О том, что сам он выхлебал разного винца ничуть не меньше приятеля, теоретик как-то позабыл.
Два мага высшей квалификации вольготно расположились на городском кладбище. Умный градостроитель обнес Брокенгарц крепостной стеной «на вырост», с большим запасом. И новые кварталы второй век строились, и для погостов места хватало с избытком. Мри, не хочу! Похоже, здесь покоились зажиточные брокенгарцы. Мрамор и гранит надгробий, величественные памятники и склепы, куда легко «паковались» целые семьи, говорили сами за себя.
Серп луны, успев чуточку пополнеть, хитро ухмылялся с Овала Небес, усыпанного блестками звезд гуще, чем мордашка лейб-фаворитки. Теплая летняя ночь ласково приняла мир в свои объятия. Таинственно шелестели кусты дружинника и лисотрава. В ветвях путался легкий ветерок, овевая лица друзей. Конечно! Шикарная идея! Где еще приличные люди могут найти покой и уединение, дабы скоротать время за приятной беседой?
Только на кладбище!
Не в гостиницу же возвращаться?
– ...Сейчас мораторий, Матти, – отозвался наконец Фортунат Цвях. – Мо-ра-то-рий! Понял? Ни одна морда... мора... Короче, никто – никого. Праздник! Если что – им за Круг Чётной Дюжины не выйти. Мы ж из-под-д... земли из-под!.. Понял? Тут сейчас безопаснее, чем в Реттии на День Мезот-теи... Теоиз-зме... Тезо-име-нинства! Вот.
– А компания?.. Д-дай сюд-да!
– Что – компания?
На сей раз надолго замолчал Кручек.
– Буль-буль-буль... Д-дурная компания. Бесы, д-демоны, д-девица эта...
– О! – со значением поднял палец венатор. Не иначе, перенял жест у казначея. – Д-девица!
– На суку... сук-кубу... на сукку-бару смахивает!
– Ты что, ее не щупал?! – изумился Фортунат.
– Нет.
Кручек серьезно задумался и вдруг заорал на весь погост:
– Нет!!! Я теоретик!
– Да не ее саму, – махнул рукой венатор, досадуя на непонятливость друга. – Хотя вообще стоило бы, для торжества теории... Ауру щупал?
– Н-нет...
– А я слегка потискал. Она такая же суккубара, как ты – аббадон.
– Я не абад-д-д-дон!
– Вот и она – хомофелина. Хвост, клыки, веселый нрав. Везет казначею на баб... Пока он с ней, я за Августа спокоен!
Венатор подмигнул доценту с видом опытного ловеласа.
– П-почему?!
– Он ей нужен живой и бодрый. Если оборотниха на парня глаз положила – любому глотку за свою добычу перервет. Кошечки, они упряменькие...
Фортунат мечтательно вздохнул.
* * *
Сперва они сидели в «Чумазом Фрице». Сидели красиво: свиные голяшки в меду, цыплята на вертеле, капуста с моченой клюквой, пиво и «спотыкач». Доев капусту, Гарпагон показал, как делается «Пламень Бездн». Смешать то, что есть, плюс два раза наугад, плюс экстракт черемши, рассол, перец-чернец и чесночная вытяжка.
– Ну как?
«Пламень» единодушно признали амброзией.
После него «спотыкач» пился, как вода.
Августа Пумперникеля известие о безопасности фестиваля заметно приободрило. Да и близость к троице венаторов вселяла уверенность. Тем не менее, он с подозрением косился на каждого нового посетителя таверны и требовал разъяснений.
– Этот уж точно из гроба восстал! – приставал он к Кручеку.
– Все там будем, – отбивался доцент.
– А глаза почему горят?
– Соком флюгереллы закапал.
– А у этого рога!
– Ну, супруга гулящая...
– А этот!.. рожа-то, рожа!..
– Что?!
– Извините, мастер Люстерка, не сразу признал...
Военные, обсудив дуэль, ушли. Освободившийся стол мигом оккупировала развеселая, неестественно румяная компания. От закусок они отказались, зато кельнеры с ног сбились, таская кружки, стаканы и бокалы. «Алые паруса», «Кровавая Клара», «Кровавый Карл», «Кровь коралла», «Sanguineus imber»... Осмелев, казначей втерся к румяным в доверие. Он объявил, что желает угостить всех, в обмен на право отхлебнуть из каждой посудины. Идею встретили овациями, и молодой человек застрял у случайных друзей надолго.
К магам он вернулся осоловевшим, что называется, «до соловьиного визга». В лице из красок преобладали кармин, пурпур и киноварь. Настроение взлетело до небес и висело, покачиваясь.
– Наупырячились, сударь? – спросил толстяк Люстерка, добрая душа.
– В смысле?
– В прямом, – венатор начал указывать пальцем, мало заботясь о приличиях. – Два игиса, один спектрум, парочка вампиресс... Молоденькие, не старше шестидесяти. Верно, коллеги?
– Ага, – подтвердил Фортунат. – Трое упырьков вульгарис, брукса, шикса... Еще инкубус к ним затесался, дурачок.
Моргая, Пумперникель силился понять: розыгрыш, или нет?
– Но почему они такие...
– Румяные?
– Жизнерадостные?
– Общительные?
– Да!
– Праздник, – буркнул Гарпагон Угрюмец. – Когда праздник, надо радоваться.
– А румянец – дело наживное. Хлебнул раз, хлебнул два, вот и румянец.
– Чего хлебнул?
– Ну что вы там на брудершафт хлебали? Молоко с кровью? Во все заказанные напитки обязательно входит свежая кровь, – просветил казначея мэтр Кручек.
– Н-на... н-наша?!
– Обижаете! «Фриц» – приличное заведение. Три эталона, между прочим! Здесь клиентам свиной крови не предлагают. Завсегдатаям хозяин лично сцеживает...
Лицо Августа Пумперникеля страдальчески исказилось. Однако мастер Люстерка знал верное средство. Добрый подзатыльник и кубок эмурийского спасли казначея от конфуза, а съеденное и выпитое им – от перемены места жительства.
– Гуляем?
– Гуляем!
– Пошли отсюда!
С наступлением темноты город преобразился. Улицы перечеркнули бесчисленные гирлянды фонариков. Связанные нитью, ухмылялись черепа, скалились рогатые хари и волчьи морды, фыркали искрами жабы-пучеглазки. Всюду играла музыка: скрипачи и лютнисты, дудари и цымбальеры, ложечники и варганисты состязались за титул лучшего шпильмана.
На площадях водили хороводы.
– Понаехали тут! – с восторгом орал какой-то мальчишка, сбежав от няни.
За домами в небо с треском и шипением взлетал фейерверк. На черном бархате медленно гасли искристые росчерки. В глазах рябило от нарядов и масок, жутких и потешных. Магов кто-то окликнул, и Люстерка, церемонно извинившись, ушел во мрак, откуда уже не вернулся.
– Эй, вы далеко? – крикнул Пумперникель.
– Искать трезвого! – донеслось издалека.
– Безнадежно, – резюмировали маги хором.
Вскоре они взялись плясать вприсядку – кто кого перепляшет. Именно тогда к ним прибилась смазливая хомофелинушка.
– Праздник! – с умилением сказал ей казначей, утирая скупую мужскую слезу. – Радоваться надо!
