После выступления Шен Ри едва смог уйти со сцены - так неистово выражали свой восторг зрители театра. Бедняки бросали на сцену гроздья цветов, а состоятельные люди не скупились на золотые и серебряные монеты.
Это был самый счастливый день в его жизни.
Шен Ри был прав, когда предполагал, что его жизнь изменится после выступления. Так оно и вышло.
Это произошло не сразу, не в один день, но однажды, проснувшись утром от звука гонга, Шен понял, что его мысли и мечты стали иными. Он больше не был 'крысенком', его давно перестали так называть. Он больше не боялся завистников, потому что ощущал себя равным среди других талантливых актеров. Он не трепетал при виде своего наряда и мог сам нанести грим на лицо - быстро и без ошибок. Но самое главное - он почти совсем перестал тосковать о внешнем мире. И когда Зар возвращался со своих прогулок, Шен Ри с удовольствием слушал его рассказы. Если, конечно, Белый Змей имел настроение что-либо рассказывать.
Прошло три года. Шен Ри не считал их специально, он понял это только, когда узнал, что скоро у малыша Хекки будет его решающий экзамен. Впрочем, малышом Хекки давно уже не был, если говорить по-правде. Он сильно вытянулся к своим тринадцати годам, коротко (выше плеч) остриг свои непослушные волосы, научился играть на маленькой пятиструнной мизере, курить сладкий вишневый табак и виртуозно флиртовать со старшими актерами.
Шен был уверен, что Хекки сдаст свой экзамен с первой попытки и без особого труда.
Когда он пришел на испытание, чтобы поддержать друга, Хекки даже не выглядел особенно взволнованным. Шен смотрел на его танец со странной смесью восторга и смутной тревоги. Хекки танцевал прекрасно - легко, свободно, будто летал - но он не растворялся в танце, как сам Шен Ри. Это могли не заметить другие, этому могли не придать значения, но Шен знал - разум Хекки не обретает ту же легкость, что и тело... Он прочно привязан к внешнему миру.
К миру полному соблазнов и искушений.
И Шен знал - эта привязанность еще принесет Хекки немало страданий и слез.
Успешно распрощавшись с этапом ученичества, Хекки жадно ухватился за возможность поскорее стать 'взрослым'. В первый же день за обедом младший друг сообщил ему, что поселился вместе с болтливым Атэ. Шен едва не выронил из рук чашку, узнав, что Лисенок сам выбрал это соседство.
- Ну не с вами же мне спать! - Хекки невинно смотрел на Шена своими большими глазами и радостно пережевывал сладкие бобы с корицей. - Спальни ведь только на двоих. А вы с Заром уж давно как братцы стали!
Шен Ри мог бы сделать вид, будто не услышал обиды в этом возгласе, но предпочел не оставлять места для полунамеков.
- Если ты хочешь, чтобы мы снова были рядом, просто скажи. Зар не обидится, он уже взрослый.
Хекки только фыркнул.
- Нет, с вами скучно. Ты опять начнешь читать мне морали с утра до вечера, из Зара, наоборот, слова не вытянешь... А Атэ Хон знает столько веселых историй, что можно не спать всю ночь!
Шен не сразу нашелся, что на это ответить.
- Ночь дана для того, чтобы набираться сил для нового дня, - сказал он, помолчав минуту. - Ты уже достаточно умен, чтобы понимать это.
Хекки нахмурился и уже как будто собрался возразить, но вместо этого вдруг улыбнулся и кивнул.
- Конечно. Я понимаю.
После того случая с книгой они старались не ссориться, не говорить друг другу лишнего... Но, допивая остывающий чай, Шен Ри почувствовал, что это внешнее согласие - лишь маска. И что тонкая трещина между ним и Хекки становится все больше.
- Ты не сможешь его изменить, - сказал Зар несколько месяцев спустя, когда Хекки в очередной раз не вернулся ночевать в храм. - Это природа, Шен. Лисенок всегда был таким, просто в детстве ему требовалось меньше.
О том, что Хекки частенько исчезает на ночь, знали в театре все, включая господина Дабу. Но даже Дабу предпочитал закрывать глаза на это безобразие, потому что очаровательный маленький актер пришелся по вкусу одному из весьма почитаемых жителей Тары... И тот недвусмысленно дал понять главному распорядителю, что будет очень огорчен, если его лишат возможности общаться с юным дарованием.
Сам Хекки был безмерно счастлив, что первое же выступление в роли Маленькой Сио принесло ему такой бесценный подарок, как покровительство сановника. В отличие от Шена, он почти не ждал момента, когда мастер Обо подарит ему большую роль. Талант Хекки сверкал всеми гранями и прятать его главный постановщик не решился.
А зря. Мало того, что ранняя слава вскружила Хекки голову хуже, чем сладкое абрикосовое вино, так еще и поклонников у него сразу появился целый рой. И среди них этот сановник Гао, охочий до красоты и талантов.
От других актеров Шен Ри узнал, что Гао Ма - большой специалист по части юных танцоров. Он и самого Шена страстно желал бы видеть в своих покоях, да только сановнику хватило ума не посылать приглашение наследнику рода Ри. А может быть, он, будучи человеком прозорливым, просто разглядел в глазах Шена тот самый неистовый огонь танца, в котором сгорают все остальные желания и страсти.
Воспитывать младшего друга Шен Ри больше не пытался. Тольку то? Он понимал - у каждого своя судьба. Глупо винить Хекки за то, что тому больше по душе внешний мир. И за то, что у него есть возможность в этот мир вырваться. Сам Шен остался единственным из всех троих, кто еще не получил права покинуть храм. Он мог бы, конечно, поступить подобно Хекки... Найти себе покровителя и наслаждаться привилегиями любимчика. Но мысль о том, какую цену нужно за это заплатить повергала его в смятение.
Зар и вовсе относился к поведению младшего с изрядной долей презрения. И не считал нужным скрывать это.
- Ты слишком падок на соблазны, лисенок, - не раз говорил он Хекки. - Твоя любовь к усладам погубит тебя!
И Шен Ри очень боялся, что Зар прав. Оставаясь таким же добрым и милым, как прежде, Хекки неумолимо отдалялся от них, предпочитая простое общество болтуна Атэ. А тот в свою очередь старательно наполнял разум мальчика идеями, которые могли ему лишь навредить. Свободный и весьма небедный Атэ Хон стал для Хекки примером для подражания, не осознавая того, насколько это опасно для актера, на всю жизнь отданного в услужение Великой Богине.
Неудивительно, что со временем Хекки начал покидать стены храма даже в те ночи, когда сановник Гао вовсе его не ждал в своих богатых покоях. Он уходил тогда, когда ему этого хотелось, неукоснительно соблюдая лишь одно правило - быть в храме во время репетиций и представлений. Хотя бы на это у глупого лисенка ума хватало.
Шен удивлялся, что эти вольности так просто сходят с рук избалованному славой мальчишке. И он понимал, что однажды Хекки все же поймают на очередной дерзости. Во время ученичества Хекки отделывался щедрой порцией плетей за свои шалости. Или временным заточением в пустой комнате одной из старых башен. Ни то ни другое, увы, не исправило характер сына табачника. И за нарушение обета о верности храму Хекки мог схлопотать гораздо более серьезное наказание - из числа тех, которыми не без оснований пугают учеников танцорской школы.
