Глорфиндэйл вышел. Его темноволосый спутник, так и не произнёсший ни слова — за ним следом.
Глава 46 -
короткая, потому что в ней есть только Гарав, Мэлет — и…
Там не было ничего.
На ада, ни рая. Ни туннеля из света. Ни моста Бифрост. Ни боли, ни света. Ни тьмы, ни страха, ни ожидания нового воплощения — ни–че–го.
Только бескрайняя и безликая бездна, в которой неслась постепенно гаснущая искорка Пашкиного сознания. Впрочем, и это не было страшно или больно — уже хорошо.
Может быть, Ангмар не лгал тогда — и посмертие людей — просто–напросто слияние с Эру? И сейчас сознание погаснет совсем и… что?
Но и любопытства не было. Не было любопытства у него — сотканного из любопытства, неспособного от него отрешиться даже перед лицом гибели, как уже было не раз доказано. И это, пожалуй, напугало бы Пашку…
…но и страха не было.
И, когда он совсем уже готов был кануть в окружающую бездну, из ниоткуда — и отовсюду — зазвучал девичий голос…
— Усни
Там
Далеко над нами
Буки
Сплели узор из веток светлых
Как мы сплетаем наши руки
И соловьев влюбленных трели
Свивает песня менестреля
С дрожащим голосом свирели
Усни
Мой плащ тебя согреет
Чисты хранящих сон твой лица
И в звездном свете серебрится
Пыль кружевная водопадов
Цветы осыпают пыльцу
На чуть золотые косы.
Я звезды тебе принесу
В предутренних чистых росах
О
Мелет
Смеется ручей
Весна пролетит
Не догонишь
Я песню сыграю тебе
Ты в танце венок уронишь
Песенный текст группы «Тамлин».
…Гарав открыл глаза.
Было утро.
В высокое окно с двойным стрельчатым разрезом, разделённое тонкой колонной в виде раскинувшего ветви дерева, лилось солнце, залетал тёплый ветерок и заглядывала зелёная листва.
Пела какая–то птица — звонко и монотонно.
Белый — даже, казалось, светящийся — навес над широкой постелью, в которой лежал под тонким покрывалом Гарав, поддерживали тоже сделанные в виде древесных стволов, только деревянных, балясины.
На краю кровати сидела и трогала струну арфы — снова и снова — Мэлет. И золотые локоны полускрывали её лицо, падая на гриф.
Это была не птица — звучала струна её арфы.
— Мэлет? — Гарав привстал на локтях.
Эльфийка подняла глаза.
— Мэлет, — повторил мальчишка.
— Ты жив, — губы Мэлет тронула улыбка.
— Я умирал? — удивился Гарав. И — вспомнил сразу всё. Откинулся в постель и закрыл локтем глаза. Потом — осторожно подсунул свободную руку под себя. Пальцы нащупали не шрам — участок нежной молодой кожи. Но сомнений не оставалось — именно сюда вошла стрела.
— Ты почти умер, — Мэлет поставила арфу на пол и положила руки на плечи человеческого мальчика. Гарав напрягся, дёрнулся даже… но потом расслабился. Фиалковые глаза были совсем близко, и в них хотелось смотреть и смотреть, не отрываясь.
— Где я? — одними губами спросил он. Мэлет улыбнулась, и Гарав ощутил её чистое, тёплое дыхание:
— Карнингул. Имладрис. Раздол. Называй, как хочешь — это мой дом и дом моего отца.
— Глорфиндэйл вылечил меня? — напряжённо спросил Гарав и чуть повернул голову, пытаясь увидеть всю остальную комнату. Он хорошо помнил ставшие бешеными глаза могучего эльфа и свой страх — уффф… Нет, никого не было больше в округлой маленькой зале. Только из–за дверного проёма — ничем не прикрытого — слышалась отдалённая музыка. — Я… слышал твой голос. Там… Я давно здесь?
— Уже две недели, — эльфийка тронула волосы Гарава. Он нахмурился:
— Кто победил на бродах?
— Мы, — улыбнулась Мэлет. — Войско вернулось с победой. Укрепления ангмарцев в Рудауре разрушены, и твой рыцарь просил передать, что тебя ждёт награда, едва он вернётся. Они устраиваются лагерем в Пригорье.
— В Пригорье — это хорошо, — Гарав вспомнил Ганнель… и Тазар. — Мэлет, я…
— Я всё знаю, я видела твой путь в эти месяцы, — ласково сказала эльфийка. — Ты глупый, человек… Закрой глаза и поспи ещё. А потом тебе можно будет вставать. Закрывай глаза. Закрывай…
И Гарав закрыл глаза.
* * *
Туман пришёл вечером, когда они сидели в беседке и смотрели на золотую листву. Казалось, Раздол опустел — Гарав не видел ни одного эльфа, только временами слышал голоса и музыку. А завтра ему предстояло отправляться в Пригорье, и этот вечер в беседке был последним.
— Туман, — сказала Мэлет, вставая. — Я принесу плащи и вина… — она пошла к выходу из беседки и, оглянувшись, сказала, прежде чем ступить на укутанную туманом дорожку: — У меня будет сын. Я знаю.
И ушла.
Гарав негромко рассмеялся, раскинул руки по перилам, помотал головой. Пробормотал:
— Когда иссякают запасы вина, мешают забыться цена и вина, становится в тягость любая война… и все идет на… — а потом стал напевать вспомнившееся и переведённое ещё в Зимре:
— Не грусти, безумный полководец,
Мы проиграем эту войну,
Уцелеет только мальчик–знаменосец,
Чтобы Бог простил ему одному
Нашу общую вину.
И будет нам счастье и чаша покоя,
Рассветные бденья над вечной рекою,
Целительный сон, и надежные стены,
И мир неизменный.
Не трудись, не порти новой карты
Планами беспочвенных побед,
Растеряв всех нас в боевом азарте,
Ты идешь упрямо на тот свет,
Невзирая на запрет.
Идущий за призраком вечной надежды
Взыскует служение в белых одеждах,
Открытие врат потайными ключами,
Предел без печали.
Мы сдадимся ангелам без боя:
Лучше в небо, чем такая жизнь,
Знаменосца не возьмем с собою,
Ибо жизнью он не дорожит -
Знаменосец должен жить.
Уходим бесшумно под пологом ночи,
Мальчишка проснется и смерти захочет,
Оставшись один, разуверится в Боге
В начале дороги…
Стихи Тэм Гринхилл.
Туман заполнил беседку. Гарав вздохнул. Да, всё началось с тумана… или приснилось, что началось с тумана? Он написал руну — «Райдо»… вот такую…
Гарав написал её в тумане и улыбнулся.
Она исчезла не сразу.
Глава 47 -
в которой Пашка выздоравливает, понимает и вспоминает.
Пашка долго болел. До середины лета.
Димка — «тот из младших, который старше» — нашёл Пашку вечером, когда дома забеспокоились. Хотя и не сильно, но уже. Но Димка знал, где у чокнутого старшего братца «нычка».
Там он и оказался.
Пашка полулежал около коряги, на которой обычно гордо восседал. Полулежал, выпрямив по коряге руку и положив щёку на плечо. Сперва Димка думал, что старший брат спит. Когда же не смог его разбудить и обнаружил, что лоб у Пашки похож на раскалённую печку — поднял шум…
