Кейда опять шагнул вперед, но жар остановил его верней стены. Чуть только рубиновый свет омыл лицо и ладони, их опалила зверская боль. Как ни пытайся, а такие страдания пересилить невозможно. А спину, погруженную в тень, охватил неведомый ему доселе холод. Вождь замер, распятый между жаром и морозом.
И это все, что я могу? Просто наблюдать?
А Дев по-прежнему улыбался в блаженном покое. Там, где его лицо приникло к поверхности рубина, горели кожа и плоть, костяные челюсти белели в мертвецком оскале. Алый жар лился, пожирая задубелую щеку, тонкие губы, почерневшие веки, обнажая глазницу. В ее глубине светился огненный шар. Другой глаз, нетронутый, сверкал еще ярче. Золото трепетало в яйце, но с каждым биением слабело. Пламя все еще выходило из обугленных костей руки Дева, оно потемнело, став густо-малиновым. Воздух в пещере мерно дрожал, где-то на пределе слышимости рождался пронзительный звук. Дев вдохнул — долго, с содроганием. Огонь пожрал его нос, оставив посреди лица неровную яму. Но то, что пока уцелело, выражало упоение. Впрочем, такое выражение могла придать его лицу искривившаяся челюстная кость.
Теперь ничто не спасет его.
Чародей заговорил, перепугав Кейду пуще прежнего. Голос его изменился: ни следа варварского акцента, какой-либо насмешки, блестящее алдабрешское красноречие, не тронутое разрушениями, придавшими столь нелепый вид его лицу.
— Я искренне думаю, что тебе пора удалиться, мой господин, — слова текли медленно и протяжно. Дев мигнул оставшимся глазом, и горение в глазнице второго угасло. Дев содрогнулся, словно пытался обуздать приступ гибельной страсти. — Это тебя действительно не касается.
Не следует недооценивать всю мудрость слов умирающего.
И эта неоспоримая истина вынудила его отступить. Он двинулся назад, надеясь, что это направление ведет к выходу. Вождь бился о камни и спотыкался, но не мог отвести взгляд от творившегося в пещере. Теперь густое, почти багровое пламя разлилось, гибельно-прекрасное, окутав Дева с головы до ног. Колдун корчился, грозная стихия пожирала его, не стирая с лица выражения блаженства, зато жадный треск заглушал восторженные стоны. Почерневшие кости ладони сомкнулись в кулак. Неистовое золото вокруг яйца вдруг опало, только мрачная нить извивалась внутри оболочки. С каждым вздохом нить укорачивалась: вдвое, еще вдвое… Кейда стал оглядываться, высматривая выход. И понял, что не успеет добраться раньше, чем тусклый свет иссякнет.
И тогда случится нечто еще более жуткое.
Он ринулся из зоны, где бессчетные каменные острия, свисавшие с кровли, казалось, двинулись навстречу с теми, что поднимались с пола. Споткнулся, упал и, зарыв лицо в ладони, скорчился, точно перепуганное дитя. Багровое пламя ворвалось в пещеру, выжигая воздух над его головой. Скала содрогнулась, извне донесся раздирающий уши вой дракона. Каменные украшения сорвались с потолка, разбиваясь в крошево. И наступила кромешная тьма.
Открыв глаза, Кейда ничего не увидел. Даже свою ладонь, дрожавшую у самого лица, лишь ощущал свое неровное дыхание на ободранной и окровавленной пятерне. В ушах звенело после недавнего оглушительного шума. Если снаружи что-то и творилось, то он не слышал.
Пусть ты не видишь и не слышишь, зато все-таки чувствуешь. Не для того ты зашел так далеко, чтобы сдаться. Шевелись!
Он встал на четвереньки. Каменные осколки болезненно врезались в нежную кожу. Медленно он выпрямился, стоя на коленях, и выждал, невольно зажмурив глаза, чтобы лучше сосредоточиться, не обращать внимания на окружающую тьму.
Всего лишь слабое дуновение в воздухе, больше я ни о чем не прошу. И еще о запахе зелени, напоминающем о жизни и надежде среди этого отвратительного зловония. И о мечах, чтобы ими биться, если еще существует враг.
Убрав в ножны кинжал, он стал шарить во тьме, ища упавший меч. Нашарил клинок и получил за труды порез на большом пальце. Сжав обнаженный меч, он пополз на дуновение, обещавшее выход. Осторожно шаря перед собой израненной рукой, он полз на коленях, останавливался, ожидая, пока уймется сердце, стараясь не обращать внимания на жуткое эхо, повторяющееся в ушах. В голове колотилась боль, усиливаясь от крепнущих запахов обычного мира, ожидавшего за стенами пещеры.
Уткнувшись в стену, алдабрешец неловко поднялся. Уперев ладонь в обкатанный водой камень, он двинулся вдоль стены приставными шагами, то и дело натыкаясь пальцами ног на что-то неожиданное. Наконец рука скользнула в пустоту, и свежий запах леса помог удержаться, когда он споткнулся. Кейда обогнул угол. Свет струился по туннелю, маня Кейду в сторону выхода. Шатаясь, вождь выбрался из устья пещеры и сполз, опираясь спиной о скалу. Свет казался немыслимо ярким, хотя солнце скрывалось в холодных серых тучах. Мучительная боль в ушах оказалась не воспоминанием, а реальностью. Где-то в небесной выси ревели два дракона, кидаясь, как безумные, друг на друга. Кейда опустил глаза в ужасе и отчаянии.
После всего, что случилось, после смерти Дева, и какой смерти, неужели это еще не кончилось?
Огненный дракон пытался высвободиться из когтей нового противника. Создание, которое Велиндре призвала из бури, разительно отличалось от белого и невинного, которого она бросила в тот первый бой. Новый облачный дракон был крупней, длинней и сильней, ярый боец каждой чертой и движением. Хребет его был густо-сизым, точно грозовая туча, и лишь слегка бледнел на голове в броне цвета сумерек. Белизна виднелась под нижней челюстью и на горле, но загривок, спину и бока покрывала чешуя, напоминающая свинец. Брюхо было цвета белой пены, что взбивает на море смерч. Дымчато-сизые ноги, крепкие, с тугими мышцами, завершались когтями, ослепительными, точно молния. И теперь когти задних лап драли уныло-багровую шкуру огненного соперника. Темный грозный хвост облачного дракона оплетал хвост красного, крепко удерживая. Оба существа уже получили нешуточные раны, кровь струилась из разодранных зубами, когтями и чарами боков. Они срывали чешую с груди друг у друга, кое-где плоть была разодрана до кости. На туманных крыльях тучедракона, мерцающих всеми цветами радуги, виднелись проплешины — следы укусов. У огненной твари оказалось раненым лишь одно из крыльев. Перепонки меж длинных расходящихся костей были изрезаны на окровавленные ленты. И тварь хлопала уцелевшим крылом, чтобы избежать падения, отчаянно обороняясь чем и как могла. Безжалостно увлекая противника своей тяжестью, тучедракон с легкостью и презрением пресекал каждый новый натиск медных когтей. Зато всякий удар сизого, достигавший цели, вызывал сноп синего огня, с треском проносящийся по красной шкуре, вынуждая врага цепенеть от муки. Облачный поводил широкой головой на длинной жилистой шее. Он разверзал пасть с зубами, похожими на жуткие кристаллы в темно-синей пещере. Только глаза не отличались от первого творения Велиндре, сияющие живые сапфиры под щетинистыми бровями. Сизый вновь и вновь выбрасывал голову, норовя вцепиться в горло красному. По красной шее текла рубиновая кровь и шипела, испаряясь на сизых чешуях. Мало-помалу сопротивление огненного превратилось всего лишь в проявление упрямства. И вот его вяло машущий хвост задел верхушки высоких железных деревьев. Тут сизый, исступленно метнувшись, расплелся с огненным и взмыл круто вверх, мрачно громыхая крыльями. Огненный падал, слишком изнуренный, чтобы удержаться на лету. За боевым кличем сизого последовала молния, ударившая из вьющихся в небе туч, словно копье, и поразившая красного. Спина раненого круто выгнулась, хвост чуть не поразил его же голову. Он горестно вопил. Затем рухнул наземь, ломая деревья, и беспомощно покатился по склону. Кое-где стволы удерживали его, прежде чем согнуться и пропустить мимо. Хвост колыхался, сметая кусты, лианы волочились, зацепившись за обломанный шип. Дракон вонзал когти в землю, тщетно пытаясь прекратить падение. Но рыхлая почва оказалась плохим союзником, дракон лишь оставлял борозды на темной пахучей поверхности. По его следу загоралась раздавленная листва. Птицы в ужасе срывались с веток и взлетали, вереща. Одни спасались, менее проворные гибли в грозных вспышках огня, сгорая дотла.
