- А я не равняю. Каждый за своё ответит перед Богом: один - за боярское, другой - за холопье, но в ответе все равны.
- А с Хабаровой дочери спрос будет?
- Будет. Грех язычества - страшный грех. И ответ за этот грех тоже страшный.
- Ну, хоть тут мне греческий бог угодил, - засмеялся боярин Глот. - А я уж думал, что уйдёт потаскуха от ответа.
- Будешь срамить меня, боярин - зенки выцарапаю, - отозвалась Милава со своего места. - Не посмотрю что стар и головой сед.
Глот только хмыкнул и покачал головой:
- Вот, Прокопий, с какими жёнками тебе придётся иметь дело - огонь, а не жёнки. Сгоришь ты рядом с ними синим пламенем в той самой геенне огненной, о которой помянул недавно.
И пока Прокопий обмахивал себя крестом, Глот крикнул своим, чтобы чалили к берегу. Наступил самый тяжёлый момент путешествия - волок. Уж тут не просто взопреешь, на воду изойдёшь. Разве что подсобят добрые молодцы, которые кормятся на тех волоках.
Глот велел разводить костры - захотелось горяченького. А Кисляя отправил за подмогой - пусть растрясёт дурь неслух, в следующий раз не будет пропускать мимо ушей боярское слово. Ладья у Глота не из самых больших, на пятьдесят гребцов, а потому и волок не так уж страшен. Разве что товаром малость перегрузил ладью боярин, потому и заскребла она дно, далеко не дотянув до нужного места. Вот где жадность выходит боком. Хотя дело-то скорее не в жадности, а в суши, что стоит уже более месяца над славянскими землями, и от этой суши здорово спала вода в реке Волхов.
К удивлению Глота, Кисель обернулся ещё до темна. И не один заявился, а с тремя десятками ражих смердов, которые сноровисто взялись за дело по вечернему холодку. Старшим был разноглазый молодец, которому по статям в самый раз ходить в мечниках. И в работе удал - по всему видно, что не первую ладью переносит на плечах.
- Тут озерцо далее, - сказал разноглазый. - Ты, боярин, тем озерцом пройдёшь часть пути, а мы тебя там встретим.
В это озерцо ладья скользнула удачно, но Глот решил не спешить и сделать передых до утра. Далее трудов непочатый край, а гребцы уже изрядно повыдохлось.
- Иди ко мне на службу, - предложил боярин разноглазому.- Мои мечники, сам видишь, справны.
- Нет, боярин, мы при деле и с трудов своих хорошо кормимся.
Если судить по той плате, что содрали с Глота, то искать лучшей доли этому молодцу действительно смысла нет.
- Где-то я тебя видел, - почесал затылок Кисель. - А где, припомнить не могу.
- Так здесь и видел, - рассмеялся разноглазый. - Небось не первый раз идёшь в Киев.
И зыркнул глазами на Милаву. Но то, что для христова служки грех, простому смерду не поставишь в вину.
А ночь прошла спокойно, измаявшиеся гребцы спали как убитые, и сам боярин Глот тоже не отставал от них в добром деле. Но с первыми лучами солнца его разбудил Кисель:
- Вспомнил я, боярин, где видел этого смерда - в Рюриковом городище, на пиру у князя Владимира, лет десять тому назад.
- Совсем спятил с ума, - Глот сердито сплюнул в прогорающий костёр. - Кто бы пустил лапотника в городище?
- Да не лапотник он, - возразил Кисель. - Белый Волк.
И чтобы этому дурню чуть раньше вспомнить, а тут боярин Глот и рта не успел открыть, как вывалили на берег озерца одетые в бронь конники, а поверх доспехов - волчьи шнуры, о которых Кисель только что вспомнил. Глотовы дружинники сунулись было к мечам и лукам, но их пугнули стрелами из кустов.
- Не блажи, боярин, - сказал рыжеволосый конник, в котором Глот без труда признал воеводу Ладомира: - Моих против твоих вчетверо больше.
Может, и приврал Волк Перунов, но Глотовы мечники на берегу озерца как на ладони, и Ладомировым бить их из зарослей куда сподручнее.
Разноглазый Пересвет ощерился в лицо боярину:
- Облегчим тебе работу на волоках, Глот, заберём часть товара.
И нагло принялся осматривать чужие тюки. От той наглости и не стерпел, боярин, хотя в его положении лучше было промолчать:
- Так-то ныне воеводы служат Великому князю - трясут по чём зря новгородских бояр.
Ладомир в ответ оскалил зубы и махнул своим, чтобы грузили товар:
- Не взыщи, боярин, добро твоё пойдет на благое дело, в пользу славянских богов. А князю Владимиру скажи, что Белые Волки не служат переметчикам, предавшим веру отцов. И ещё скажи, что побил я дружинников боярина Борислава на радимицких землях, которые вздумали разорять Перуновы святилища, а самого боярина повесил в Дубняке. Так что пусть шлёт другого воеводу к радимичам.
Обида переполняла сердце Глота, но после этих слов перечить Волкам расхотелось. Уйдёт добро - новое наживётся со временем тяжкими трудами, а возьмут жизнь – новую никто не даст, ни старые славянские боги, ни новый бог греческий.
Милава ещё подсыпала соли на Глотовы раны, поклонившись с возка:
- Спасибо за заботу, боярин. За твою доброту тебе ещё воздаст новый бог, но и старые боги, как видишь, тебя не забывают. И чернеца твоего я тоже не забыла, не раз ещё он меня помянет с благодарностью.
Так остался на берегу боярин Глот дурак дураком, с ополовиненным товаром. Вот и сходил в Киев с прибытком.
- Это Макошина ведунья на нас морок напустила, - сказал мечник Басога, смущённо разглаживая усы.- Потому и проспали мы разбойный напуск.
- Да уж, - поддержал Басогу Кисель. - Но уже то хорошо, что не всем нам так повезло, как чернецу.
На слова Киселя грохнули смехом уже все Глотовы мечники. Жеребцы. У Глота тоже слегка отлегло от сердца. Могло быть и хуже, как с тем же боярином Бориславом. Закипела злобой волчья кровь, теперь придётся солоно многим печальникам нового бога.
- А где чернец-то? - спросил Глот у развеселившихся мечников.
Чернеца искали по всем ближним кустам, а нашли поодаль, прислоненным к дереву и в полной неподвижности.
- Это что же такое? - спросил Сыч, с ужасом глядя на одеревеневшего человека. - В идола она его превратила, что ли?
- Трите ему члены, - прикрикнул Глот. - Должен отойти.
Тёрли Прокопия с усердием, едва не сняв при этом кожу, но действительно, зашевелился человек и даже стал входить в разум.
- Опоила она его, наверное, - сделал вывод Басога.
- Нечего было таскаться за бабьими подолами, коли бог не велит, - усмехнулся Сыч.
- Считай, оттаскался, - вздохнул жалостливый Кисель. - То место ему уже никто не ототрёт, если сама богиня Макошь приговорила.
И вновь засмеялись мечники, но уже много тише, потому нак беда у человека явная. А вдругорядь ещё подумаешь, какому богу служить, а какому погодить. Прокопия отнесли в ладью, и Глот велел отчаливать от несчастливого места. Назад в Новгород возвращаться - только смешить народ. Нет, путь Глота лежит в Киев, к Великому князю, пусть возместит новгородскому боярину убытки, понесённые от воеводы- грабителя.
