Завтра, думает он и улыбается. Собственно говоря, он не привык ждать удовлетворения своих потребностей, но иногда действительно можно получить больше удовольствия, если немного отсрочить его. Не слишком надолго, учтите, но немного. Он считает это истиной, которую он открыл для себя в этом мире. Он опять бросает взгляд на мужа, потом снова отводит глаза.
Лиссет увидела, что сделали с двумя мужчинами, которых она любила, когда выехала вместе с графиней Арбоннской и остальными на переговоры с королем Гораута. Если бы их заранее не предупредил Тьерри, слабость, охватившая ее, когда мертвые тела появились в поле зрения, могла бы подорвать всю ее решимость. Это было самым трудным поступком в ее жизни — проехать мимо того, что осталось от Реми и Аурелиана и не выдать мучительного горя, охватившего ее. Она не отрывала взгляда от прямой спины правительницы, едущей впереди нее, и сжимала поводья дрожащими руками. Ей хотелось кричать. Она не могла позволить себе закричать.
Она находилась вместе с Арианой, графиней и Розалой де Гарсенк на музыкальной галерее Талаира, когда герцог де Карензу спустился с башни, чтобы рассказать им, что Гораут пришел и что нечто ужасное сделали с людьми, которых они все знали.
Она могла ожидать, что разразится отчаянными рыданиями, упадет в обморок, почувствует, что ее разум резко закроется, как захлопнутая дверь. Возможно, из-за шока или внутреннего отказа поверить, но ничего этого с ней не случилось, и с другими женщинами тоже. Ариана, которой ее муж официально сообщил о Реми и Аурелиане, скованно поднялась со своего места, отошла в сторону и встала спиной к комнате, глядя в огонь. Однако через некоторое время вернулась назад. Она была очень бледна, но выражение ее безупречно красивого лица оставалось сдержанным. Она села рядом с правительницей, взяла Синь за руку и сжала ее обеими ладонями.
Из всех находившихся в комнате только Алайн Руссетский открыто зарыдал, и Лиссет подошла к нему. Маленький трубадур пришел со своим мечом. Он все еще неуклюже обращался с ним, но он явился сюда для того, чтобы присоединиться к воинам Талаира, переплыл через озеро, чтобы сражаться вместе с ними.
Кажется, Реми и Аурелиан думали о том же, когда пошли следить за армией Гораута, движущейся на юг. Лиссет полагала, что они оба могли даже преуспеть в этом, но она не слишком разбиралась в правилах войны.
И они тоже не разбирались.
Она встретилась со взглядом чистых голубых глаз женщины по имени Розала. В нем была боль и еще что-то, что было понять труднее, но этот обмен взглядами дал Лиссет решимость и утешение, и она постаралась, как могла, дать то же взамен.
— О них нужно сложить песню, — сказала графиня, поднимаясь со стула и поворачиваясь к стоящей рядом с Алайном Лиссет. Маленький трубадур поднял голову, вытер слезы. — Но я не прошу об этом сейчас, — продолжала Синь де Барбентайн. — Сейчас не время для музыки.
В этот момент они снова услышали шаги в коридоре, и в комнату вошел Бертран со множеством других мужчин. Одним из них был Блэз. У него был мрачный и неприступный вид, словно часть зимы вошла в его душу. Он посмотрел сначала на Розалу — жену своего брата — и кивнул головой в знак приветствия. Но затем он повернулся к Лиссет и через мгновение беспомощно слегка развел руками. Тут она действительно чуть не расплакалась. Она помнила, как он ранил Рене своим мечом. За это она отчитала его. Это было во время летнего солнцестояния. На карнавале летнего солнцестояния в Тавернеле. Трудно поверить, что когда-то в Арбонне было время праздника.
— Они протрубили в рога и направляются на переговоры, — сказал Бертран графине. — Адемар едет вместе со своим герольдом.
— Тогда я должна быть вместе с нашими, — спокойно ответила Синь. — Если ты считаешь это правильным.
— Мы — ваши слуги, ваша милость. Но да, я считаю это правильным. Я думаю, вы должны поехать, и Ариана тоже. Это война против наших женщин в том числе, и я думаю, что армия, обе армии, должны вас увидеть.
— И я, — сказала тогда Розала де Гарсенк и встала. — Я — их предлог для войны. — Бертран быстро взглянул на нее со странным выражением на лице. Казалось, он хотел возразить, но не сделал этого.
Когда Лиссет тоже высказала намерение присутствовать, никто ей не возразил. Она этого и не ожидала. Она не считала, что проявляет самонадеянность. В данном случае — нет. Ей казалось, что теперь все понимают, что один из музыкантов должен там быть.
В ту минуту она забыла, что Бертран де Талаир — тоже трубадур.
А король Гораута, как вскоре выяснилось, не забыл. Обе группы встретились на виду у армий, но на значительном расстоянии от них. В рядах обеих армий имелись искусные лучники. Место, выбранное герольдами, находилось восточнее, на северном берегу озера Дьерн, рядом с каменистой полоской пляжа. Они видели огромную каменную арку неподалеку, а вдалеке, на юго-западе, башни Мираваля поднимались вверх, словно видение, над стоящим в промежутке лесом.
Среди собравшихся у озера, покрытого белыми барашками волн, раздался звонкий голос Синь де Барбентайн, более холодный, чем вода или ветер.
— Я считала, что нравы Гораута пришли в упадок после смерти вашего отца, — сказала она, глядя в упор на широкоплечего Адемара. — Но не понимала, как низко вы пали. Человека на той платформе уважали во всех странах мира. Разве вам не стыдно перед Коранносом за столь низкий поступок?
— В ваших устах имя бога звучит богохульством, — быстро произнес Гальберт де Гарсенк, не дав Адемару ответить. Король бросил на него гневный взгляд.
— Неужели ваш король не в состоянии хотя бы иногда ответить сам за себя? — спросила Синь с обманчивой мягкостью. Лиссет увидела, как покраснел Адемар. Увидела, как он посмотрел на Розалу де Гарсенк перед тем, как ответить.
— Он был пойман как шпион. — Его голос звучал неожиданно непринужденно, но сдержанно. — С ним поступили как со шпионом, и со светловолосым тоже, но он сделал ошибку. — Адемар повернулся к Бертрану де Талаиру. — Он решил спеть несколько куплетов песни, которую написал этот сеньор. Неправильные стихи, неправильная песня. А второй позволил себе рассмеяться. Можно сказать, что ты в ответе за то, что с ними случилось.
Он в первый раз улыбнулся. Лиссет содрогнулась при виде этой улыбки. Она заметила, что Розала де Гарсенк отвернулась. Но затем, несмотря на свой страх, а возможно благодаря ему и потому, что теперь стало ясно, что произошло, она осмелилась заговорить даже среди таких людей ради двоих мужчин, которых любила. Она сказала королю Гораута:
— Он пел для вас? Вы ничем не заслужили такой чести. Случайно не эти строчки? «Кто смел над свежею отцовскою могилой разрушить росчерком пера мечту о славе?» — Никогда в жизни она не чувствовала такого гнева, как сейчас. И прибавила, почти швыряя ему в лицо слова: — Или он задал другой, столь же законный вопрос из той же песни: «Где настоящие наследники погибших?..» Где их мужское достоинство? Этот вопрос задают во всем мире, обращаясь к народу, который сжигает беспомощных женщин. — Она произнесла эти слова со всей страстью своей души.
