— На, накинь на плечи. Ночь наступает, прохлада с гор потянула. — ворчливо говорит она, бросая на плечи молодой женщине платок.
Ника благодарно кивает головой и, улыбнувшись, тихо говорит:
— А я наоборот, вот всё думаю, может сходить искупаться в Ручье, или лечь спать?
— Ишь, чего надумала! Ночь холодна, да и вода в Ручье не прогрелась, рано ещё. Сиди уж дома, купальщица! А то ненароком простынешь и заболеешь. Да и там, в Яру, шляют-ся всякие по ночам… Ещё сроблят с тобой чего- нибудь, не дай — то Бог!
И кряхтя, тётя усаживается рядышком с племянницей на маленький стульчик.
— Эхо-хо, время, какое настало. Лихое! А ведь бывало по молодости, и я в девках, пос-тоянно в Яр по ночам бегала купаться. Одна! И ведь не боялась никого и ничего!
— А я и сейчас ничего не боюсь! — ответила Ника, взмахивая своей черной гривой волос.
Тётя Фаня, глянув внимательно на сидевшую перед ней племянницу, на её гордо вскинутую голову, усмехнулась, и негромко произнесла:
— Я верю, что после того, что произошло со всеми вами, можно перестать бояться всего!
Ника, обернувшись, смотрит удивлённо на тётю. Значит, Гера всё ей рассказала! Ну что-же, тем лучше! Не стоит тогда повторяться!
Она опускает голову и тихо сидит, уткнувшись лицом в колени. Но от следующего вопро-са тёти жар вдруг прихлынул к её телу, и прохладная ночь Керкена показалась ей душ-ной и жаркой.
— Как-же Володя оказался там, рядом с вами?
— Не знаю! — наконец отвечает Ника. — Говорит, почувствовал, что нам грозит опасность. А ещё ему звонили…
Она судорожно вздохнула, и, опять уткнувшись в колени, замерла.
— Удивительно то, что он появился вовремя! — проворчала тётя. — Жаль, что вовремя не сумел отвратить тебя от свадьбы с Игорем…
— Тётя, не стоит вспоминать былое! — поднялась Ника со ступеньки крыльца, и отряхи-вая сарафан.
— Былое с продолжением будущего!!! — громко провозгласила тётя Фаня, поднимая свой крючковатый палец и вопросительно заглядывая Нике в лицо. — Скажи, будущий ребё-нок это тоже его?
Ника нетерпеливо стянула платок с плеч, и, бросив его на ступеньки, сбежала вниз.
— Не стоит тётя бередить старые раны, ведь они ещё кровоточат!
И усмехнувшись, добавляет:
— Не лучше ли их смазать целебным бальзамом?
Быстрым шагом она направляется к калитке, а тётя, испуганно глядя вслед племяннице, прашивает тревожно:
— Ты куда?
— Бальзам на раны проливать!
Хлопнула калитка, и в темноте послышались удаляющиеся шаги. Пожилая женщина, вслушиваясь в затихающие звуки шагов, шепчет возмущённо:
— Ох, трёпки тебе не хватает, хорошей трёпки!
Ника неторопливо спустилась по тропинке ведущей прямо к Ручью. Луна, отражаясь серебристо — дрожащим светом на гладкой поверхности воды, делает свою лунную дорож-ку порождением чего-то необычного, волшебного.
Ника стоит неподвижно, глядя на Ручей, очарованная этой красотой. Но затем, скинув шле-панцы, вытянув, как балерина ногу, кончиками пальцев проводит по поверхности воды.
— Бр-р-р! — вздрагивает она
Да, тётя права. Вода в Ручье по ночам ещё холодна, и видно земля Керкена ещё не сов-сем прогрелась. Зачерпнув ладонью холодную воду, она подносит ладони к лицу, и тут- же замирает. Где — то неподалёку слышатся голоса. И вдруг, дикий женский вопль проре-зает эту звенящую цикадами тишину. Ника, испуганно разжав пальцы ладоней, пролива-ет воду обратно в Ручей, и, вскакивая, несётся по тропинке вверх. Раздавшийся вслед ей хохот, жесток и ужасен в своей грубости. Что- то тяжелое и страшное нависает над Ни-кой, тянется к ней, словно огромные черные щупальца…
Торопясь, спотыкаясь и падая, она поднимается по тропинке. Здесь, наверху спокойно. Го-рят кое- где фонари, и хотя на улице пустынно, но уже не так страшно. Еле передвигая но-ги, Ника бредёт к дому тёти Фани. Она чувствует, что на её плечах лежит тяжёлый груз, какая — то огромная непосильная кладь. А может, это страх гнетёт её, страх от которого она, оказывается, так и не избавилась…
Словно поражённая чем-то, Ника останавливается, и, вслушивается в ночную тишину Яра.
Да-да, конечно, там, в зарослях кто-то стонет. А вот опять слышен крик, полный боли, стра-дания, а вслед за ним всплеск дикого хохота, сквозь который вновь слышится стон изму-ченного болью существа.
Каждый звук острой болью вонзается в сердце Ники, в её душу, заставляя истекать этой болью её сердце, заглушая её собственную душевную боль. Уйти, убежать, умчаться подаль- ше от этого ужаса, ибо он породил себе подобное — страх, от которого, казалось, она избави-лась навсегда. Но вдруг новый звук, похожий на вой, остановил Нику, и, развернувшись, она помчалась в противоположную от дома тёти Фани сторону.
Она ворвалась в милицию так внезапно, что молоденький милиционер, сидевший у сто-ла, от неожиданности чуть не выронил ручку, которой он что-то записывал в потрёпанной школьной тетрадке.
— Вах! — только и успел промолвить мужчина, прежде чем Ника принялась тут- же сквозь слёзы рассказывать о тех ужасных вещах, что творятся сейчас в Яру.
Милиционер, не перебивая, выслушал Нику, затем прошёл в соседнюю комнату, и вышел оттуда ещё с одним мужчиной в гражданской форме. А через десять минут они уже спуска-лись в темный овраг. Дрожащими руками Ника указывала то место, откуда, по её словам, доносились эти жуткие крики, терзаемого болью человека.
Но сейчас в Яру стояла тишина, и ничто как будто не тревожило эту ночь своими дикими криками и стонами. Посветив фонариком в кустах, молоденький милиционер укоризненно покачал головой, и, поднимая с земли несколько недокуренных папирос, поднёс их к но-су. Затем, посветив ещё раз на примятое углубление в траве, произнёс насмешливо:
— Молодёжь балуется! Накурились травки и куролесят.
— Но ведь кто-то плакал и кричал от боли… — растерянно произносит Ника, вглядыва-ясь в тёмные очертания кутов.
— Девушкам и женщинам, в такое время, вообще не стоит расхаживать неизвестно где! — строгим нравоучительным тоном произнёс молоденький паренёк в форме, а более старший по возрасту, мужчина в гражданской одежде, взглянул подозрительно на Нику:
— А вы, что собственно потеряли в этот поздний час, в таком малопривлекательном месте?
— Я? Я…потеряла? — с удивлением тянет Ника, и, не ответив на вопрос, развернувшись, идёт прочь по тропинке, ведущей вверх из Яра.
Она не видит, что за её спиной вдруг один из милиционеров зовёт другого, и через пару минут они уже склоняются над чем — то темным, распластанным на траве. Но, к счастью, Ника этого уже не видит. Чуть ли не бегом она стремится скорее выбраться из Яра, кото-рый стал вдруг чужим и страшным.
