Он не закончил мысль, увидев, как изменилось лицо Каллагэна: на нем ясно читались ужас, отвращение, нарастающая злость.
— Розалита никогда такого не сделает. Хорошо запомни мои слова. Она скорее умрет.
— Почему? — в недоумении спросил Роланд.
— Потому что она католичка!
— Я не понимаю.
Каллагэн увидел, что Роланд говорит правду, и злость его поугасла. Однако, Роланд чувствовал, что многое осталось недоговоренным.
— Ты же говоришь об аборте! — воскликнул Каллагэн.
— И что?
— Роланд… Роланд, — Каллагэн склонил голову, а когда поднял, злость исчезла. Ее место заняло ослиное упрямство, с которым стрелку уже приходилось сталкиваться. Он знал, что бороться с ним бесполезно. С тем же успехом он мог пытаться голыми руками сдвинуть гору. — Моя церковь делит грехи на две категории: мелкие, которые Господь может простить, и смертные, которые не прощаются. Аборт — это смертный грех. Это убийство.
— Отец, мы говорим о демоне, а не о человеческом существе.
— Так говоришь ты. Это дело Господа, не мое.
— А если он ее убьет? Ты скажешь то же самое и, таким образом, умоешь руки?
Роланд никогда не слышал истории о Понтии Пилате, и Каллагэн это знал. Его передернуло, все так, но позицию он не изменил.
— Тебя прежде всего заботит целостность ка-тета, а уж потом ее жизнь! Стыдись. Стыдись!
— Моя цель… цель ка-тета — Темная Башня, отец. Она спасет не только мир, в котором мы находимся, не только эту вселенную, но все вселенные. Все существующее.
— Мне без разницы. Я не могу на такое пойти. А теперь слушай меня, Роланд, сын Стивена, потому что я выслушал тебя и выслушал внимательно. Ты слушаешь?
Роланд вздохнул.
— Я говорю, спасибо тебе.
— Роза не сделает этой женщине аборт. В городе есть другие, кто может, я этом не сомневаюсь. Даже в этом месте, где каждые двадцать с чем-то лет детей забирают монстры из темной страны, есть такие, кто практикует это черное дело. Но, если вы пойдете к одной из них, о Волках ты можешь не волноваться. Задолго до их прихода я подниму против вас всю Калью Брин Стерджис.
Роланд вытаращился на него.
— Даже зная, что мы сможем спасти сотню других детей? Человеческих детей, которые появляется на земле не для того, чтобы первым делом пожрать своих матерей?
Каллагэн словно и не слышал стрелка. Его лицо побледнело, как мел.
— Я попрошу у тебя большего, понравится тебе это или нет. Я хочу, чтобы ты дал мне слово, поклялся перед лицом своего отца, что никогда не предложишь этой женщине сделать аборт.
В голове Роланда мелькнула мысль: как только он затронул эту тему, затронул сам, для этого человека Сюзанна перестала быть Сюзанной. Она стала женщиной. Ей на смену пришла другая: а скольких монстров убил отец Каллагэн, собственной рукой?
И, как часто случалось в моменты крайнего напряжения, с Роландом заговорил отец: «Ситуацию еще можно выправить, но, если ты будешь продолжать в том же духе, даже если будешь думать об этом, шанс можно упустить».
— Я жду твоего обещания, Роланд.
— Или ты поднимешь город?
— Ага.
— А если Сюзанна сама решит сделать аборт? Женщины идут на такое, а она далеко не глупа. Она знает, чем могут закончиться роды.
— Миа… истинная мать ребенка, ей не позволит.
— Если ты в этом уверен, то напрасно. У Сюзанны Дин очень развит инстинкт самосохранения. Не говоря уже о преданности нашей цели.
Каллагэн задумался, отвернулся, губы его превратились в тонкую белую полоску. Вновь посмотрел на Роланда.
— Ты это предотвратишь. Как ее старший.
Роланд подумал: «Пожалуй, меня загнали в угол».
— Хорошо, — ответил он. — Я передам ей наш разговор и позабочусь о том, чтобы она поняла, в какое положение ты нас ставишь. А также скажу ей, чтобы она ничего не говорила Эдди.
— Почему?
— Потому что он убьет тебя, отец. Убьет за твое вмешательство в наши дела.
Роланд с удовлетворением отметил, что глаза Каллагэна широко раскрылись. Вновь напомнил себе, что не должен настраивать себя против этого человека, который просто не мог быть другим. Разве он не рассказал им о клетке, которую всюду таскал за собой?
— А теперь послушай меня, как я слушал тебя, потому что теперь ты несешь ответственность за нас всех. Особенно за «женщину».
Каллагэн вновь дернулся, как от удара. Но кивнул.
— Говори, что должен сказать.
— Во-первых, ты должен наблюдать за ней, когда сможешь. Как коршун! Особенно пристально наблюдай, когда ее пальцы здесь, — Роланд потер лоб над левой бровью, — и здесь, — теперь потер левый висок. — Прислушивайся к тому, как она говорит. Будь настороже, когда речь ее убыстряется. Следи, когда движения становятся резкими, — Роланд рывком поднял руку, почесал голову, рывком опустил. Наклонил голову вправо, вновь посмотрел на Каллагэна. — Ты понял?
— Да. Это признаки появления Миа?
Роланд кивнул.
— Я не хочу, чтобы она оставалась одна, когда ее тело будет переходить под контроль Миа. Если, конечно, есть такая возможность.
— Я понимаю, — кивнул Каллагэн. — Но, Роланд, мне трудно поверить, что новорожденный, кем бы ни был его отец…
— Замолчи, — обрезал его Роланд. — Замолчи, прошу тебя, — а когда Каллагэн замолчал, продолжил: — Что ты думаешь и во что веришь, для меня — ноль. Это твои дела, и я желаю тебе в них удачи. Но, если Миа или ребенок Миа причинят вред Розалите, отец, я спрошу с тебя за ее раны. И воздам тебе должное вот этой рукой. Ты это понимаешь?
— Да, Роланд, — на лице Каллагэна читались одновременно замешательство и спокойствие.
— Хорошо. А теперь вот о чем я тебе попрошу. Близится день прихода Волков, и мне нужно шесть человек, которым я могу абсолютно доверять. Хотелось бы, чтобы ты назвал мне троих мужчин и трех женщин.
— Ты не будешь возражать, если некоторые из них будут родителями детей, которым грозит опасность?
— Нет. Даже наоборот. Но исключи женщин, которые умеют бросать тарелку: Сари, Залию, Маргарет Эйзенхарт, Розалиту. Они понадобятся в другом месте.
— Для чего тебе нужны эти шестеро?
Роланд молчал.
Каллагэн еще несколько секунд смотрел на него, потом вздохнул.
— Рубен Каверра. Рубен не забыл свою сестру, не забыл, как любил ее. Диана Каверра, его жена… против семейных пар ты не возражаешь?
— Нет. Сойдут и пары. — Роланд крутанул пальцами, предлагая ему продолжать.
— Кантаб из Мэнни. Дети пойдут за ним, как за дудочником в пестром костюме.[58]
— Не понял.
— Неважно. Они пойдут за ним, а это главное. Баки Хавьер и его жена… а что ты скажешь о своем мальчике, Джейке? Городские дети уже не сводят с него глаз, а многие девочки, подозреваю, влюбились.
