— Знаю Цахарн, — быстро ответила лайгарка на древнем языке жителей Герехских островов.
— Кто ты? — спросила Карми. — Ты пленница в Карэне?
— Меня не Пайра в плен брал, — зло ответила лайгарка. — Меня в плен взял молодой Кэйве. Майярцы не знают чести — он подарил меня Пайре.
— Как тебя зовут?
— А ты имеешь право спрашивать меня? — вопросом ответила лайгарка. — Мой отец — правитель Лайгар, я княжна, а ты кто? Не похоже, чтобы ты была благородной крови…
— Мой отец был королем Майяра, — сказала Карми просто. — А мать моя была его законной женой.
— Ты не похожа на королевну.
— Я — Ур-Руттул, — ответила Карми. — Ты слыхала обо мне?
— Ты — Ур-Руттул? Руттул был лайгарец, это правда?
— Нет, неправда. — Карми покачала головой.
В комнате за ее спиной послышался шорох. Карми обернулась и увидела Мангурре.
— Кушать подано, Карми, — доложил он как ни в чем не бывало. И добавил, глянув на лайгарку: — Пайра не велел кормить эту девицу, он думает, поголодав, она станет покорнее.
— А что ты будешь делать, если я приглашу ее к завтраку? — осведомилась Карми.
— Попрошу разрешения к вам присоединиться, — широко ухмыльнулся Мангурре. — Я тоже проголодался.
Еды на огромном подносе, который притащил Мангурре, с лихвой хватило не только двум девушкам и Мангурре, но и Стэрру, который присоединился к ним позже. Вероятно, строптивость лайгарки уже долго лечили голоданием: аппетит у нее был волчий. Мангурре, который счел, что ей много есть вредно, отодвинул поднос подальше и вручил девушке чашку с горячим разбавленным вином.
— Мне нравится эта девушка, — сказал он. — Я хотел просить Пайру, чтобы он отдал ее мне.
— Что он говорит? — спросила лайгарка, звали ее Джанай Кумет.
Карми перевела ей слова хокарэма.
— Майярцы собаки, хуже собак! — воскликнула Джанай Кумет. — Они не знают, что такое честь! — Вино, вероятно, ударило ей в голову, а может быть, эти слова были проявлением строптивости, для лечения которой и прописали голодание.
— В Майяре не уважают побежденных, — медленно проговорил Мангурре на очень плохом цахарнском. — Что за корысть молодому Кэйве или Пайре брать в жены дочь какого-то лайгарского князька? Эти дикарки годны только для развлечения — если, конечно, они красивы.
Джанай Кумет вскочила. Карми удержала ее и усадила на место.
— Слова — вода, — сказала Карми. — Они ничего не значат. Мангурре просто дразнит тебя.
— Знатная лайгарка очень похожа на хокарэми, — продолжал Мангурре, спокойно разглядывая Джанай Кумет. — Девушки из благородных лайгарских семей лучше владеют мечом, чем прялкой.
— Мечи у них слишком легкие, — сквозь полудрему вдруг пробормотал Стэрр.
— Они умеют фехтовать — и очень хорошо. И я хотел бы иметь рядом с собой женщину, которая сумеет встретить лицом к лицу опасность. Ну и конечно, мне хотелось бы, чтобы это была красивая женщина, — добавил Мангурре как ни в чем не бывало.
Стэрр, разлегшийся на ковре у ног девушек, пробормотал:
— А я полагал, должна быть еще и любовь…
— Глупости какие, — отозвался Мангурре. — Сказки для малолетних. Эй, девушка, кто у тебя был жених: тот, кого сама выбрала, или тот, на кого отец указал?
— У меня двух женихов майярцы убили!
— Да, не везет, — согласился Мангурре и продолжил, обращаясь к Карми: — Знатным девушкам и на Лайгарах женихов выбирают родители — абы кому ведь не отдашь свое ненаглядное чадо, а сами-то девки глупые, влюбчивые…
Джанай Кумет набросилась на Мангурре с кулаками; Мангурре увернулся, закрывая от ударов свои только что починенные челюсти.
— Святые небеса! Что за шум? — Пайра в накинутом на плечи старом плаще появился в дверях.
— Разбудили? — обернулась к нему Карми. — Ах, извини. Мы будем вести себя потише.
— Да что уж, — махнул рукой Пайра. — Все равно не засну. Сейчас оденусь. Мангурре, скажи, чтобы принесли мне завтрак.
Он остановил взгляд на Джанай Кумет, помедлил немного, но ничего не сказал, ушел одеваться.
Когда он вернулся и сел завтракать, Карми упорно игнорировала реплики Пайры на майярском языке, вынуждая его говорить по-цахарнски. Пайра покладисто согласился, но, поскольку цахарнский знал плохо, сильно разбавлял его майярскими словами. Разговор шел, впрочем, вовсе не о лайгарской пленнице.
— Готов выслушать слова твоего неудовольствия, — говорил Пайра, — но внезапное появление твоего родственника произошло как нельзя более некстати.
Карми промолчала.
— Я уже подготовил брачное соглашение с госпожой Байланто, — продолжал Пайра. — Теперь все пойдет прахом. Как ты думаешь, молодой Руттул как-нибудь компенсирует мне эти потери?
— Вряд ли, — усомнился Мангурре.
Действительно, появление чужеземных гостей поставило Пайру в крайне неприятное положение. Пока он был наместником принцев Карэна, никто не мог ему указывать, как поступать в личных делах. И Пайра, пользуясь неожиданным возвышением, поспешил устроить свой брак с госпожой Байланто. Брак был выгоден обеим сторонам: Байланто получала в свое распоряжение часть богатств рода Пайры для восстановления Забытой Столицы, Пайра же получал доступ в круг высоких принцев и становился отчимом наследника престола, а потом, в дальнейшем — надеялся Пайра, — мог бы стать и канцлером Майяра.
— Тебе никто не мешает, — сказала вдруг Карми.
— Но… молодой Руттул!
— Разве он предъявил свои права на земли Карэна?
— Он, мне кажется, еще не знает, что имеет на них право, — ответил Пайра.
— А кто ему скажет?
— Э-э… я думал — ты, — признался Пайра.
— Нет, — проговорила Карми. — Я не скажу. Пусть узнает сам.
Пайра оживился, сообразив, что выгодный брак все-таки состоится.
— Разве ты не пойдешь к нему?
— Пайра, что бы ты сказал, если бы к тебе пришел какой-нибудь солли-аргирец и сообщил, что… ну, предположим, твой дядя в результате каких-то злоключений стал вождем солли, а теперь он умер и главенство свое завещал тебе?
— Рассмеялся бы, — улыбнулся Пайра. — Очень мне нужно править у этих дикарей.
— Мы дикари для Руттулова сына, — сказала Карми. — А я не хочу, чтобы на меня смотрели как на дикарку.
— Гордость, госпожа? — посмеиваясь, проговорил Мангурре. — Да ты просто боишься предстать перед твоим пасынком…
— Так уж и боюсь?
— Да, потому что ты вела себя не подобающим вдове образом.
— О небеса, да Томасу до меня и вовсе никакого дела нет. Законная жена Руттула — это Лидия, мать Томаса, а я — не поймешь что для него. Не то дикарка-наложница, не то взятая на воспитание сиротка.
— Ты же принцесса!
— Ха, много мне с того было толку…
