— Да, — тихо ответил Рамиро. — Я позволил ему жить собственной жизнью. Гонзалес де Рада стал министром, потому что был достоин этой должности — не отрицай, — и потому что ты не стал бы служить мне после того как Раймундо умер.
— После того как он был убит!
Король слегка развел руками и пожал плечами.
— После того как он был убит. Гарсия никогда не получил бы должности, званий, власти… ничего подобного. Ты можешь обдумать этот факт, учитывая то, как много он мог ожидать по своему высокому происхождению. Откровенно говоря, я подумывал приказать, чтобы его убили, поскольку он представлял собой опасность и стеснял меня, и еще потому, что я ненавидел этого человека. Но я… понимал, что он убил Раймундо, рассчитывая заслужить мое одобрение, и у него были… веские причины так думать. Я бы не убил человека по этой причине. Да, я позволил ему жить. Сохранил тайну. Позволил Гонзалесу служить мне и Вальедо. С честью. Ты был человеком моего брата. Я бы не стал просить у тебя помощи или одобрения, сэр Родриго, ни взойдя на престол, ни потом. И сейчас не стану. Я считаю, что ты был одним из тех, кто не видел истинной сущности Раймундо, и что оправданием тебе служит то, что ты был тогда молод.
Альвар услышал, как изменился голос короля.
— Теперь это больше не может служить оправданием. Мы уже не молоды, Родриго Бельмонте, и все эти события остались в прошлом, с ними покончено. Я не стану умолять, но я спрошу. Сегодня ночью я сказал тебе правду. Всю правду. Ты станешь моим министром? Возьмешь на себя командование моей армией?
Альвар уже давно открыл для себя, что Родриго Бельмонте обладал способностью замирать в полной неподвижности. Он сейчас повел себя именно так, и надолго замер.
— Я не считаю, — в конце концов пробормотал он, — что с прошлым действительно покончено. — Потом спросил, более уверенно: — Командовать войском ради достижения какой цели, государь?
— Чтобы захватить Фезану. И Картаду. И Силвенес. Лонзу. Альджейс. Элвиру. Все, что смогу. — Ответ прозвучал решительно.
Альвар почувствовал, что его снова охватила дрожь.
— А потом?
— А потом, — ответил король Рамиро так же откровенно, как раньше, — я намереваюсь оккупировать королевство дяди, Халонью. А потом Руэнду, королевство брата. Как ты сказал, эта кампания только называется священной войной. Я хочу вернуть Эсперанью, сэр Родриго, и не только земли, где с позволения халифов правил мой отец. Я хочу получить весь полуостров. До того как я умру, я намереваюсь омыть копыта своего коня в морях юга, запада и севера и подняться в горы, чтобы взглянуть сверху на Фериерес, и хочу знать, что все те земли, через которые я ехал, — это Эсперанья.
— А потом? — Странный вопрос, в некотором смысле.
— А потом, — ответил король Рамиро уже мягче, почти с юмором, — я, вероятно, отдохну. И попытаюсь, с опозданием, заключить мир с Джадом за все мои прегрешения под лучами его света.
Альвар де Пеллино, который весь этот долгий год и эти ужасные день и ночь прокладывал путь к новому пониманию самого себя, осознал: эта картина потрясла его настолько, что он потерял способность говорить или ясно мыслить. Кожа его горела, волосы на затылке поднялись дыбом.
Причиной было само величие этого видения. Погибшая и покоренная Эсперанья снова станет одним целым, одним королевством джадитов на всем огромном полуострове, и в сердце этого королевства будут Вальедо и его всадники. Альвару страстно захотелось участвовать в этом, видеть, как это осуществится, въехать на своем коне в эти моря и подняться в горы вместе с королем. И все же, пока его сердце слушало этот зов славы, он сознавал ту бойню, которая лежит в основе мечты короля и которая парит над ней, подобно стервятникам над полем боя людей.
Он с острым отчаянием подумал: «Сумею ли я когда-нибудь примирить в себе эти вещи?»
Тут он услышал, как Родриго Бельмонте очень спокойно произнес:
— Вы могли рассказать мне о Гарсии давным-давно, государь. Думаю, я бы вам поверил. Я и сейчас вам верю. Я буду с вами, если вы того желаете.
И он опустился на колени перед королем и протянул сложенные вместе ладони. Родриго несколько секунд молча смотрел на него сверху вниз.
— Ты бы не поверил, — сказал он. — Ты бы всегда сомневался. Нам надо было постареть, тебе и мне, чтобы я это сказал, а ты услышал. Сомневаюсь, сможет ли твой юный солдат это понять.
Альвар покраснел в темноте, потом услышал ответ Капитана:
— Вы можете удивиться, государь. Но он — больше, чем солдат. Позже я расскажу вам, что он совершил сегодня вечером в Фезане. Если я стану вашим министром, то вот моя первая просьба: я хочу, чтобы Альвар де Пеллино стал моим герольдом, носил жезл Вальедо и передавал наши слова звезднорожденным.
— Это большая честь, — сказал король. — Он очень молод. И это опасная должность во время этой войны. — Он махнул рукой в сторону деревни за их спиной. — Ашариты, возможно, не станут соблюдать закон о неприкосновенности герольдов.
Родриго покачал головой.
— Будут. В этом я уверен. Они ценят свою честь не меньше, чем мы. Даже мувардийцы. В каком-то смысле, особенно мувардийцы. А Альвар справится со своими обязанностями.
Рамиро послал Альвару свой оценивающий взгляд при свете лун.
— Ты хотел бы этого для себя? — спросил он. — Храбрый юноша в бою может добыть себе больше славы, чем на этой должности.
Альвар опустился на колени рядом с Родриго Бельмонте и поднял сложенные ладони.
— Хотел бы, — ответил он, и едва произнес эти слова, как понял, что действительно хочет; это именно то, чего бы он желал. — Я тоже клянусь вам в верности, если вы примете меня, государь.
Король взял в свои ладони руки Родриго, потом также взял руки Альвара.
— Так пойдем же вперед отсюда и начнем отвоевывать потерянную когда-то землю.
Казалось, он хотел сказать больше, но не сказал. Они встали и пошли обратно, в Орвилью. Но Альвар, не в силах удержаться от мыслей даже в такой момент, сказал себе: «А чья земля будет разрушена и потеряна во время нашего похода?»
Он знал ответ. Это был не совсем вопрос. В душе новоявленного герольда Вальедо боролись гордость и пронизывающее до костей дурное предчувствие.
Приблизившись к деревне, он увидел Джеану. Она стояла у северных ворот и ждала их рядом с Аммаром ибн Хайраном. И, глядя на ее маленькую, прямую фигурку при смешанном свете лун, Альвар почувствовал, как к нему возвращается и любовь тоже, горькая и сладкая, среди оружия и крови, пролитой сегодня ночью и которой предстоит пролиться в грядущие дни.
Она издалека видела, как оба они опустились на колени: сначала Родриго, потом Альвар.
