Услышанное, несомненно, поразило Дануба, но не поколебало его уверенности в невиновности жены.
— Она не убивала Констанцию, — уже тверже повторил король. — Она не могла это сделать и не имела подобных намерений! Это безумие, и я не допущу суда над Джилсепони. Этого не будет, герцог Калас!
Дануб повернулся, чтобы уйти, но Калас схватил короля за руку.
— Вы не имеете права этого делать, — сказал он.
— Я уверен в невиновности моей жены, — возразил король.
— Ваша уверенность ничего не значит в глазах закона, — возразил герцог, спокойно выдерживая яростный взгляд Дануба. — Закона ваших праотцев, который вы, вступая на престол, публично поклялись исполнять.
— Я — король, — медленно и решительно произнес Дануб. — И я не позволю свершиться этому судилищу.
— А что скажет его величество король Дануб, когда к нему явится какая-нибудь простолюдинка и потребует отпустить своего мужа, поскольку она уверена, что он не совершал преступления, в котором его обвиняют? Что сделает король Дануб Справедливый? Потребует прекратить суд и отпустить преступника на свободу?
— Думай над своими словами, — зловеще предупредил герцога Дануб.
— А вам не мешает подумать о своем королевстве, — сказал Калас, ничуть не смутившись. — Королева виновна в смерти Констанции, и улики этому налицо. Вы не можете своим указом объявить ее невиновной, если только не хотите утратить доверие своих подданных и столкнуться с бунтом, а то и с восстанием! И согласятся ли ваши подданные, будь то знать или простонародье, относиться к королеве по-прежнему, зная, что только владычествующая рука супруга спасла ее от петли?
— Она — моя жена, и я ее люблю, — беспомощно возразил Дануб, качая головой.
— Она — королева, совершившая убийство, — холодно напомнил герцог. — Она должна предстать и предстанет перед судом государства и знати. Таков закон! Можете ломать его себе на погибель, мой старый друг.
— Это угроза?
— Дружеское предупреждение, — отозвался Калас. — Если вы объявите Джилсепони невиновной и опровергнете решение суда, то поставите тем самым под удар благополучие и целостность самого государства!
— И где же окажется герцог Калас, если вспыхнет подобный мятеж? — прищурившись, спросил король.
— На стороне Хонсе-Бира.
Дануб повернулся и зашагал прочь.
Утренний воздух сотрясался от ударов молотков.
Торговцы устанавливали лотки и раскладывали свои товары.
— Король ничего не сможет поделать: Джилсепони ждет публичный суд, — сообщил Де'Уннеро Садье и Эйдриану. — У Дануба нет выбора, если только он не хочет, чтобы по всему его королевству прокатились бунты и мятежи. Он понимает, что в этой заварухе вряд ли сумеет уцелеть и он сам, и его обреченная женушка. Знать жаждет суда над Джилсепони и ее казни. Поверьте, они сумеют довести толпу до взрыва.
На лице певицы заиграла лучезарная улыбка. Она предвкушала волнующие и захватывающие события. Снова жизнь на острие ножа!
Эйдриан внешне оставался спокойным и собранным.
— А ведь это твоих рук дело, — сказал ему Де'Уннеро. — Это ты довел Констанцию до самоубийства, внушив ей мысль свалить вину на Джилсепони.
— Разве ты не веришь, что королева действительно ее убила? — искренне удивившись, спросила Садья. — После стольких бед, которые Констанция причинила Джилсепони, это кажется вполне правдоподобным.
— Толпе, которая соберется на суд, это тоже покажется вполне правдоподобным, — согласился бывший монах. — Но в этом-то и заключается вся тонкость, не так ли? — хитро улыбнувшись, подмигнул он Эйдриану.
— Значит, это сделал ты? — поинтересовалась Садья, обращаясь к юному воину. — Тебе удалось каким-то образом убедить Констанцию покончить с собой таким образом, чтобы вина пала на Джилсепони?
Тот только посмеивался, лениво развалившись на стуле.
— А ты уверен, что это пойдет на пользу нашему делу? — спросил Де'Уннеро. — Что нам даст осуждение и устранение королевы? Ты собираешься уничтожить свою мать — возможно, единственную ниточку, связывающую тебя с троном. Я не лицемерю, когда говорю, что буду искренне рад, когда эту ведьму осудят и предадут казни. Я знаю, ты хочешь отплатить ей за то, что она бросила тебя на произвол судьбы, и за свою сиротскую жизнь под крылышками эльфов. Но ради чего? Только из желания отомстить? Неужели мы потеряли из виду нашу главную цель?
— Уверяю вас, цель из виду я не потерял, — отозвался Эйдриан. — И в надлежащее время все это сработает нам на пользу.
— Так ты уже все продумал и взвесил? — спросила певица.
И вновь рейнджер лишь улыбнулся. Садья перевела взгляд на Де'Уннеро. Было видно, что тот более не подвергает сомнению замыслы юного воина.
— Меня мало волнует эта загадка, — после некоторого молчания призналась она. — Но мы должны знать, что же в действительности произошло. И чем это может обернуться для нас. Если ты что-то знаешь, выкладывай начистоту! Кто мы на самом деле? Соратники? Заговорщики? Хороша будет вера в успех у каждого из нас, если мы не знаем замыслов друг друга!
— Ты же сама сказала, что тебя эта загадка не слишком волнует, — сказал Эйдриан. — Так какая тебе, в конце концов, разница, кто убил Констанцию? Покончила ли она с собой, убила ли ее Джилсепони, или кто-то другой убил эту никчемную опустившуюся идиотку — какое это имеет значение?
Юноша говорил так, словно он уже ясно видел дальнейшее развитие событий.
— Для нас важно, что обвинения навсегда очернят Джилсепони в глазах простонародья и усилят ненависть, которую большинство знати питает к ней с самого ее появления в Урсале. Ее осудят и, если не случится ничего неожиданного, предадут казни. Король Дануб не выдержит этого испытания и последующих событий. Погибнет либо он сам, либо его репутация.
— Но что все это означает для нас? — не отставала от него Садья. — С казнью Джилсепони наши… твое притязание на трон становится почти или полностью неосуществимым.
Маленькая певица хотела продолжить свои рассуждения, но смех Де'Уннеро помешал ей говорить. Посмотрев на бывшего монаха, она обнаружила, что тот глядит на юного рейнджера с нескрываемым восхищением.
— Эйдриан ведь сказал: если не случится ничего неожиданного, — напомнил ей Де'Уннеро. — Думаю, я не ошибусь, предположив, что он уже припас для нас какой-то сюрприз?
Лицо юноши оставалось серьезным.
— Все, что до сих пор происходило, предварительно тщательно продумывалось и соотносилось с достижением нашей цели, — только и сказал он, посчитав дальнейшие объяснения излишними.