Чайки, жемчужницы, ловцы кораллов, даже рассветные странники, судя по этому добру — от легкого пушка до маховых перьев. Тут можно отыскать недурной набор перьев для гадания. Но для того, кто не боится, что слишком глубоко погряз в волшебстве, любое подобное чтение будет лишено смысла.
Неважно. Моя способность читать знаки может давать повод к подозрениям, но все, что я когда-либо учил о чтении небес, истинно. Цвет Визайла — это восходящий знак, воплощение женственности и надежды, защиты для дома, нежный аромат во тьме. Он в дуге брака и всех подобных теснейших отношений. Вот Алмаз, он ведет к ясности цели и хранит от зла. Могучий камень для всех, что правит. Он делит небо с Опалом, означающим верность и правду, оберегающим от колдовства, этот камень полон и ярок как никогда.
Это правильное начинание, и у меня на него только сегодняшний день. Половина небес переменится завтра. Аметист, камень вдохновения, ведомый Рогатой Рыбой, которая перейдет из дуги чести и честолюбия в царство дружбы и союза, поддержанных мощью Крылатого Змея. Рубин переходит из области себя, поддерживаемый силой Ястреба Йора, в дугу богатства и обладания. А вот и Рыба-парусник, на удачу и счастье, вот-вот ожидаемые. И с ней движется Жемчужина, покровительница моего дома, знак вдохновения, оберег от безумия. Значит, все, что я делаю — правильно.
Гребная лодка причалила к берегу с изрядным треском. Кейда услышал приглушенные голоса. Затем лодка оттолкнулась, под ней шумно забурлила вода. К башне стали приближаться шаги. Кто-то обходил стену. Затем загремел засов.
— Кейда?
— Джанне. — Он выбежал из-за башни, протянув к ней руки. — Любовь моя.
— Я уже начинала думать, что никогда больше тебя не увижу. — Она заперла за собой дверь в стене, уронив взгляд и поправив при этом тонкую шаль, покрывавшую ее крепко сплетенные волосы.
— Бывали времена, когда я сомневался, что когда-нибудь вернусь. — У Кейды сжалось горло.
Не больно-то ты похож на вернувшегося героя.
Внезапно Кейда до боли остро ощутил, какая на нем неподходящая одежда — выгоревшая, просоленная морем. Волосы и борода его были спутаны и нестрижены, руки покрыты старыми и новыми шрамами, на раскрытых ладонях загрубели мозоли от весел.
— Ты еще прекрасней, чем когда-либо, жена моя!
Джанне была в блестящем синем платье без рукавов, нарядно расшитом золотом и подпоясанном толстой золотой цепью, с которой свисали перламутр и жемчуг. Жемчужины сияли и на заколках в ее косах. Когда она сложила руки над свободными складками своего плаща из бледно-зеленого газа, золотые и серебряные браслеты, густо унизывавшие ее руки, зазвенели. У нее было по кольцу на каждом пальце, и все они ярко сверкали на солнце — тоже серебро и золото, вправленные в них малахиты темнели глухими пятнами.
Камень, исцеляющий скорбь.
— Какие вести ты принес, вернувшись? — Голос Джанне звучал совершенно по-деловому. — Есть какие-то мысли, как избавить Чейзенов от этих дикарей?
Кейда покачал головой.
— Говори ты первая. Я наслушался самых разных сплетен. Почему вы с Рекхой забрали других детей на север, а Сиркета оставили на милость Сарила и ласки Итрак? Люди говорят, что хитрость Чейзена вполне может подкопаться под наше владение.
— Естественно, сплетни тянутся хвостами за купеческими галерами вместе с ночной грязью и объедками, и в них есть правда. — Джанне испытующе поглядела на него. — Мы забрали младших детей на север прежде всего ради их безопасности, а также потому, что это из года в год принято у нас, когда приходят дожди. — Она бросила на мужа суровый взгляд. — Они думают, что ты мертв, все они. И до сих пор горюют. Мы решили, что лучше как можно меньше менять их жизнь, чтобы утешить их настолько, насколько получится.
— О… — пристыженный, Кейда не знал, что и сказать.
Джанне рассеянно смяла пальцами край плаща, золотая нить на мягкой ткани поймала свет.
— У Сэйн были трудные роды, и она действительно не годилась для переезда. Ребенок достаточно здоровый, сын… — Женщина тепло улыбнулась. — Мы зовем его Язи. Но всегда сохраняется опасность, что один из них умрет. — Ее голос вдруг охрип от волнения. — Никто из нас не хотел проводить через такое детей, да еще вскоре после того, как лишились тебя…
— Мне надо было уйти, — тихо возразил Кейда.
Невольное движение Джанне можно было бы счесть дрожью, если бы внутри ограды чувствовался хоть какой-то ветерок.
— Сиркет сделал для владения все, что мог. Он остался поближе к Чейзену Сарилу, пытаясь придать какую-то твердость этому человеку, — добавила она с нарастающей горечью. — И точно так же Сэйн исполняет свой долг перед нашим народом. Она приучает Чейзена Сарила доверять ей и узнает, что он слышал от своих, бежавших на север. Могу еще добавить, что там много такого, чем он в открытую с нами не делился.
— Например? — настороженно спросил Кейда.
— Дикари действительно распространились по его владению, но они, конечно, не подавляют числом, как следовало из первых сообщений. Им, разумеется, и не требуется численное превосходство — ведь у них есть волшебство, которое придает силу их злу. — Джанне теперь глядела на Кейду с вызовом. — Так ты нашел ответ? Тот, что оправдал бы все горе и растерянность, которые испытали твои родные из-за твоей так называемой смерти?
— Меня бы здесь не было, если бы я ничего не нашел, — уязвленно отозвался он. — Но мне нужно знать, поведет ли Чейзен Сарил своих людей на юг, чтобы отнять у врага свои земли, когда мой удар остановит колдовство дикарей?
— Чейзен Сарил ни на что не годится, — с горечью произнесла Джанне. — Судя по тому, что сообщают Сэйн и Сиркет, он едва ли может решить, есть ему мясное или рыбное блюдо. Он растрачивает дни на сетования о мертвых женах и детях, оплакивая страдания своего лишенного земли народа, но не пытаясь сделать ничего, что улучшило бы положение этих людей. Это также побудило нас с Рекхой перебраться на север. Когда бы кто-либо из островитян ни искал совета Сарила, тот лишь всплескивает руками, твердя, что боится посягнуть на права Дэйшей, и молит нас избавить его от всякой ответственности.
— Сиркет все еще в южном жилище? — спросил Кейда. — Чейзен не обращался к нему?
— Пытался, — кисло признала Джанне. — Сиркет утверждает, что слишком обременен заботами о владении Дэйш, слишком занят изучением знамений, дабы получить руководство и предостережение о любой новой опасности. Он слишком печется об укреплении союзов на случай, если дикари пойдут на север. И его более чем можно оправдать. — За гордостью Джанне сыном Кейда расслышал усталость и досаду и увидел на ее лице складки, которых не было прежде, когда он в последний раз любящей рукой гладил ее волосы. — Когда все поверили, что ты мертв, все старые союзы распались. Сиркет бился с рассвета до сумерек, чтобы удержать наших людей от страха или отчаяния, чтобы Дэйши были в подобающих отношениях с соседями перед лицом несчастий следующих одно за другим. Своей преданностью и упорством он завоевал всеобщее восхищение, верность и еще больше — любовь.
