ними можно было договориться… наверное… – промямлил я. Вряд ли всё было настолько плохо! Я знаю вампиров, среди них, может, и есть гордецы, но они почти все достаточно разумные! Одурманенных жаждой власти нейтрализуют так же уверенно, как оборотни – своих Буйных, ведь так? Или… нет?
Тонкие губы Вивальди скривились в злой кривой ухмылке.
– Единорог никогда не стал бы вести переговоры с пищей! Но их смерть стала предупреждением всем, кто решит вернуть Тёмные века. Знай, Смерть всегда будет за пределами ваших суждений, это – неизбежно.
– Но оборотней удалось удержать от превращения в монстров!
– Удалось, это ваша заслуга. Но прими, как данность: тех, кого вы не успеете спасти, встретятся со мной.
Чешир давно не улыбался, и даже спрятался ко мне за спину, а меня всего трясло не то от страха, не то от собственной беспомощности. Только недавно я думал, что я – единственный, кто будет поддерживать Чудо в реальности! И вот… как оказалось, нет. К сожалению. Дар Вивальди был похож на мой, и даже мысли её ощущались такими же молчаливыми переливами света. Но не золотого, а бордового. Тяжёлого, страшного, бордового света. Не созидающего, а разрушающего…
– Возможно, вам это не понравится, но Аркаим принял решение о ненападении на Надежду. – наконец, подал голос Акелла. Ему это давалось тоже непросто, но признаться стоило, хотя бы в знак оправдания: – Отдельные личности, представляющие опасность миру, понимают только язык силы, и Надежда Вивальди доказала, что прекрасно говорит на нём. Мы переговорили с Витовтом, представителем центрального клана Восточно-Европейской равнины, он тоже не будет объявлять вендетту Надежде, и… обсудит с отцом отмену ряда планов.
– А зачем вообще всё это?! – раздались из-за моей спины истерические нотки Чешира. Взор Вивальди устремился на котофея, кажется, даже сквозь меня.
– На страже Гармонии стоят самые разные силы. Тьма уничтожит любого, кто отринет глас Света, и будет дальше проявлять угрозу миру.
Акелла посмотрел на меня извиняющимся взглядом, но я только одобряюще кивнул:
– Будьте спокойны, я сделаю всё, чтобы уменьшить количество… «работы» для Надежды.
Как только мне самому поверить в то, что я сейчас сказал?!
Иногда действительно необходима помощь фамильяра! Умник Чешир провесил дверной портал прямо в мою спальню, где я бессильно обрушился на кровать. Меня всего трясло от паники! Я свернулся в комок, прикрыв голову крылом и нервно поджав хвост. Котофей участливо сидел рядом.
– Это моя вина, что я настолько всё затянул! – выдавил я, с ужасом осознавая, что на одном вампирском клане Вивальди не остановится. Мир пока не сплотился в едином порыве всеобщей дружбы, и… боюсь, вряд ли это когда-нибудь случится. Сколько ещё смертей будет на её руках?!
– Надо было сбежать из Аркаима в первый же день… а я остался помогать изучать Чернила!
– Да ладно тебе, дружище, это настолько похоже на классику Игры… – примирительно протянул котофей.
– ИГРЫ?! Погибли люди! – раздражённо рявкнул я, отбрасывая кота хвостом. От удара Чешир увернулся.
– Игра, мой дорогой друг, это больше, чем веселье. Танец с самой Жизнью! Чем ярче, тем больше Мироздание радуется игрокам… Клыкастики из дома Единорога всего лишь не смогли сделать удачный ход, за что и поплатились. В Игру вошла сила, которая уделает кого угодно, кто покажется ей врагом! Но если у нас будет команда, мы сможем показать окружающим, как не споткнуться в этом хороводе, пока в оркестре играет скрипка мрачного Менестреля.
Я поднял голову, и хмуро посмотрел на фэйри, парящего под потолком с сочувственной улыбкой.
– Не уверен, что я сам не «споткнусь» во время этого хоровода…
– Поэтому тебе нужна поддержка. Я серьёзно! Знаешь, мне очень льстит, что ты видишь во мне нового Атласа, которому под силу поднять на своих маленьких пушистых лапках целого дракона, но это не забавно!
Согласен, что «не забавно»… Говорить? Или не говорить? Прошлое моё откровение было воспринято несмешной шуткой… Что поделать, если меня никто не воспринимает всерьёз? Но я об этом думал с тех пор, как покинул Верхнедодырск. Ладно… иногда стоит дать второй шанс.
– Не в этом дело. Просто понимаешь… Когда я… ну… зажёг такой сильный внутренний огонь у Волкова идола, я почувствовал больше, чем усталость. Да, я могу менять реальность! Но чтобы Золотое пламя горело, ему нужна жизненная сила. МОЯ жизненная сила! Лучше пусть только моя, чем чья-то ещё…
Главный аргумент в пользу одиночества был назван. Котофей любопытно повернул голову на бок.
– Чего-чего?
Я выпрямился, и сел на кровать. Вызвал в пальцах небольшой язычок золотого пламени. Такого успокаивающего, такого мягкого и доброго… Чудо отзывается на его песню, позволяет мне вносить коррективы в реальность. Но стоит прикоснуться к Чернилам, как срабатывает противовес моего дара…
– Золотое пламя убивает меня. Это не больно, просто как будто выматывает. Сначала я испугался, а потом понял, что меня это не остановит. Я держусь на необходимости исполнить свой долг перед миром. Перед Чудом. Если мне удастся сохранить светлую часть сценария Чуда, то я… наверное, смогу жить с этой силой дальше в гармонии. Но если нет… если мне придётся умереть ради мирной и хорошей жизни всех, кто мне дорог… я согласен заплатить эту цену.
Котофей зачарованно смотрел на спокойный огонёк в моей ладони, приоткрыв ротик.
– Так вот ты какой, цветочек аленький… в смысле золотой… – пробормотал он, и немного истерически хихикнул. – Не, ну правда! Кстати, а Колодину ты это уже успел сказать?
Я погасил пламя, плюхнулся на кровать и фыркнул в подушку.
– Успел! Но он отмахнулся, мол, я «слишком драматизирую»!
– Значит, пошли к нему снова, и всё выскажем вдвоём! Подтвержу с высоты правой руки королев фей! Это даёт мне право называться экспертом в магии, а? – Чешир вырос до размеров слонёнка, и стащил меня с кровати за хвост. – Пошли-пошли, я кого угодно уболтаю!
Меня, кажется, «уболтали», потому что стало жалко проверять, отрывается ли у драконов хвост так же, как у ящериц, и я вышел в холл сам.
Вид довольно улыбающегося гигантского мэйн-куна вызывал у лаборантов улыбки, цепной реакцией делая суетливую атмосферу Института веселее и воздушней. Оглядев лифт, слишком маленький для его габаритов, Чешир приоткрыл окно, и взмыл в воздух, как большой пушистый дирижабль; меня уговорили сесть на
