– Вы имеете в виду… деньги?
– Да хотя бы и деньги. Ничего плохого в деньгах я не вижу. По мне так нищие в этом мире создали куда больше зла, чем богатые.
– Вы полагаете?
– Большинство богатых сами чего-то добились в жизни. Но нищие только и умеют что делать, как заявлять о своих правах. Правах на чужие блага. Вспомните революционеров: Ленина, Гарибальди, Че Гевару… Гитлера, в конце концов. Все эти нищие почему-то решили, что имеют право на чужое благо, и результатами их качания прав были, как нам уже известно, горы трупов.
– Хм, интересная позиция…
– Да, как-то так…
– Так что же… ваши картины… это протест против?..
– Оу! Оу! Оу! Мадемуазель! – вдруг перебил её мысль Максим. – Не надо таких громких выводов! Моё творчество – это никакой не протест.
– Да? А что же это?
– Ха! – усмехнулся Максим. – Вы не поверите! Нет в этом никакого скрытого смысла! Вот сегодня приходило много людей, среди которых были многоуважаемые критики. Они с умным лицом разглядывали мои картины и, покачивая головой, бормотали: «Какая глубокая мысль!» Ах-ха-ха! Бля! Я прошу прощения, мадемуазель! Не было у меня никаких глубоких мыслей! Ничего я не закладывал в своё творчество! По сути, я просто взял свою детскую психопатологию и сделал из неё бизнес.
– Но психопатология же имеет глубинные причины, а значит и в основе вашего творчества – глубинный смысл.
– Возможно… И мой психолог также об этом говорил. Что-то всё копался в моих снах. Всё пытался выискать смысл. А мне это не интересно. По мне все эти копания – это не исцеление, а насилие над собственным мозгом. Поэтому я предпочитаю наслаждаться жизнью. Превратить, так сказать, своих демонов в своих друзей, ужиться, смириться с ними, и кайфовать!
– М-м-м… Я не совсем разделяю вашу позицию…
– А мне и не нужно, чтобы вы разделяли со мной мою позицию. Мне нужно, чтобы вы сегодня разделили со мной мою постель… в разных позициях…
– Ах-ха-ха! Вы полагаете, что я из таких девушек?!
– Я не знаю. Я просто подумал, что, раз уж вы зашли сюда, то, возможно, вам будет интересно увидеть, что находится на втором этаже здания.
– И что же там находится? – спросила девушка, уже довольно захмелевшая от шампанского.
– Моя художественная студия. Она же – мой дом…
11
Утром они проснулись в одной постели, вокруг которой всё было заставлено незавершёнными этюдами.
Девушка окинула взглядом помещение. Вся квартира, если её можно так назвать, была, по сути, одной большой и светлой, за счёт панорамных окон, комнатой. В углу была небольшая душевая. Возле окна стоял небольшой столик и стул. И всё! Никакой более мебели. Никакой кухни. Никаких диванов и телевизора.
Девушка потянулась и мечтательно сказала:
– Ой! Так кушать хочется!.. – потом вдруг огляделась и спросила: – А где… холодильник?..
– Зачем он мне? – сквозь зевоту спросил Максим. – Я никогда не готовлю дома. Или заказываю еду, или иду в ресторан.
– М, да… Тяжелый случай… – грустно сказала она и принялась одеваться.
– А ты вчера… – Максим начал было охарактеризовывать произошедшее ночью. – Надо бы как-нибудь повторить…
– Вряд ли это получится… Просто я сегодня… уезжаю… в другую страну…
– По каким делам? – заинтересовался Максим.
– Дело в том, что сюда я приезжаю лишь изредка. Здесь живут мои родители. И я их навещаю. Но сама я уже давно живу в другой стране, и там работаю.
– И где же ты работаешь?
– В приюте.
– Для бездомных что ли?
– Ну… фактически… да.
– И тебе нравиться твоя работа?
– Более чем.
– Ну, а в какой, всё же, стране?
– В Ботсване.
– Это?..
– В Африке.
– Ничего себе ты забралась!
– Да, как-то так… – потом девушка вдруг резко повернулась к нему и неожиданно выдала: – Слушай! А ты бы хотел… поехать со мной?!.. – и с улыбкой добавила: – Там бы и повторили…
Максим озадаченно посмотрел на неё и лениво спросил:
– Стоит ли так далеко ехать… за сексом?
– Так я и знала!
– Что ты знала?
– Ты трус!
– Трус?!
– Да! Трус! Я же не побоялась подняться к тебе. Откуда мне было знать, может, ты маньяк?!
– Но… одно дело подняться на второй этаж… И совсем другое – поехать в другую страну…
– Ну вот, я же говорю – ты трус!
– Погоди-погоди! – его мужское начало как бы пыталось реабилитировать себя в её глазах. – Но… что я там буду делать? У тебя хотя бы там работа есть.
– Ну а здесь ты что делаешь? Всё, что ты делаешь, можно делать в любой точке мира. Неужели ты такой тяжелый на подъём?! К тому же, ты сможешь уехать в любой момент, если тебе не понравится.
– Хорошо! – вдруг уверенно заявил он. – Поехали!
12
И вот они сидят в самолёте, в котором, кроме них, более ни одного белого пассажира. Темнокожий стюард подходит к девушке и, протягивая ей стакан апельсинового сока, говорит:
– Ваш любимый сок, доктор.
– Доктор?! – Максим улыбнулся и вопросительно посмотрел на девушку.
– Да, доктор, – сквозь улыбку подтвердила девушка. – Доктор Элизабет Блоу. Это изменённые имя и фамилия. Необходимость, связанная с тем, что в основном там приходиться общаться на английском. На родине я известна как Лиза Блохина. Но там меня все зовут Эл. – Она протянула руку Максиму. – Приятно, наконец, познакомиться.
Он почтительно пожал её руку с ироничными словами:
– Очень рад знакомству, Эл! – потом, немного помолчав, спросил: – И от каких же болезней вы лечите?
– Скоро всё узнаешь… – загадочно произнесла Эл.
13
Когда пара спустилась по трапу, их буквально облепила толпа темнокожих ребятишек с криками:
– Доктор Блоу! Доктор Блоу! К нам вернулась доктор Блоу!
Потом к самолёту очень быстро подъехал джип, в котором сидел белый мужчина. Он озабоченно заговорил на английском:
– Эл! Садись скорее! Габи стало хуже!
Эл и Макс спешно сели в джип, и машина помчала по саванне, оставляя за собой облако пыли. Примерно через полтора часа езды по ужасной дороге машина остановилась возле огромного ангара. Эл и водитель быстро спрыгнули и побежали ко входу в ангар. При этом Эл рукой позвала Макса за собой. Максим, будучи буквально поражённый контрастом между комфортной городской жизнью и здешним хаосом, осторожно последовал за ними.
Водитель со скрипом открыл дверь в ангар. В центре на полу лежал крупный слон, который издавал звуки, явно сигнализирующие о его нездоровом состоянии.
Максим ошарашенным глазами смотрел, как доктор Эл Блоу в компании с другими докторами проводили операцию. Правда, смотрел он недолго. Нервишки не выдержали очень быстро, и он в ужасе выбежал из ангара. Голова кружилась, и он сел на скамью возле входа. Невыносимая жара усугубляла его состояние. Единственная мысль, которая крутилась в его голове: «Какого чёрта я здесь делаю?!»
14
– Это и есть твой художник? – спросил у Эл один из докторов, выходя из ангара и глядя на понурого Максима. – Слабоват!
– Не обращай внимания, – сказала Эл Максиму. – Это наш доктор Бинхауэр. Он голландец, а для голландцев честность важнее сочувствия, – и улыбнулась.
– Гирт! – голландец назвал своё имя и протянул окровавленную руку Максиму.
– Очень приятно… – вяло ответил Максим и брезгливо посмотрел на руку. После чего Гирт и Эл откровенно засмеялись.
15
– Это наш штаб, – сказала Эл, когда машина остановилась возле самого большого шатра в палаточном городке. – Здесь мы проводим наши медицинские консилиумы и принимаем всяческие организационные решения. Вот те дальние палатки, – она указала пальцем, – это жилые. А среди тех: кухня, баня, и – это понравится тебе больше всего – ресторан. Среди жилых палаток много пустых, ты можешь выбирать себе любую. Моя палатка – ближайшая к штабу. Это так, – добавила она кокетливо, – на случай, если ты вдруг захочешь повторить…
Максим выбрал себе палатку, из которой открывался шикарный вид на саванну. После чего Эл пригласила его на ужин в ресторан.
