ехала в повозке. Она с подозрением поглядывала на свою подопечную, проявляя гораздо большее недоброжелательство, чем деревенская женщина из окрестностей замка, которая лучше знала, что представлял собой Болесо. Еще больше жрица, похоже, опасалась Ингри. Ингри мог только гадать, рассказала ли она леди Йяде о том, как ночью лунатик-Ингри явился в госпиталь.
Приближенные Болесо сегодня тоже казались не в духе: с приближением к Истхому они все более опасались наказания, которое ожидало их за то, что они не уберегли своего отправленного в изгнание господина. Все они кидали мрачные взгляды на жертву-убийцу Болесо, и Ингри вознамерился держать их подальше и от выпивки, и от пленницы до тех пор, пока не сдаст всю компанию и их мертвого предводителя под присмотр кому-нибудь другому. Накануне вечером Ингри отправил храмового курьера к хранителю печати Хетвару с сообщением о продвижении кортежа. Если Хетвар оставит все на его усмотрение, решил Ингри, Болесо будет доставлен к месту последнего упокоения галопом, с рекордной скоростью.
Хоть на самом деле и не галопом, все же тяжеловозы бежали быстро. Расстилавшаяся вокруг местность становилась более обжитой: широкие дороги содержались в порядке, а редкие пастбища, окруженные непроходимыми лесами, сменились рощами посреди просторных полей, и на горизонте всегда можно было разглядеть не один хутор. Навстречу кортежу начали попадаться путники — не только крестьяне, но и богато одетые всадники или торговцы с навьюченными мулами; все они поспешно останавливались на обочинах, завидев траурную процессию. Исключением оказалось стадо тощих черных свиней, выбежавшее из дубового леса. Свинопас не ожидал повстречать торжественный кортеж, его полудикие свиньи сбились в кучу, и гвардейцы, кто весело, а кто раздраженно, принялись расчищать дорогу, с криками и проклятиями охаживая животных мечами в ножнах.
Ингри прислушался к себе: похрюкивающая добыча оставила его совершенно равнодушным, и это было хорошо. Он в мрачном молчании сидел на коне, ожидая, пока стадо снова скроется в лесной чаще. Леди Йяда, как он заметил, тоже спокойно ждала, хотя на лице ее появилось странное выражение, как будто девушка пыталась разобраться в своих ощущениях.
В дороге Ингри не пытался с ней заговорить. Гвардейцы, выполняя его приказание, тесно окружали всадницу, а когда кортеж останавливался, чтобы дать отдых коням, за девушкой по пятам следовала храмовая служительница. Однако взгляд Ингри постоянно возвращался к леди Йяде, и он не раз встречался с ней глазами: леди Йяда серьезно смотрела на него — не со страхом, а скорее озабоченно. Можно подумать, что это он ее подопечный… Ингри чувствовал растущее раздражение. Ему казалось, что они теперь на одном поводке, подобно паре борзых. Усилие, которое ему приходилось делать, чтобы не заговорить с леди Йядой, требовало всей его энергии и внимания, и Ингри все больше ощущал усталость.
Наконец долгий и утомительный день подошел к концу, и копыта лошадей застучали по мощеной мостовой вольного королевского города Реддайка. Дарованные городу привилегии избавляли его от власти и местного графа, и настоятеля храма; правил здесь городской совет. К несчастью, церемонии от этого не стали менее пышными; Ингри пришлось терпеть, пока горожане торжественно вносили гроб с телом Болесо в храм — каменное строение в дартаканском стиле, с пятью приделами под единым куполом.
Поскольку город был довольно велик, в нем оказалась не одна гостиница, а целых три, и Ингри хватило догадливости велеть курьеру заказать в них комнаты. Средняя из гостиниц оказалась наиболее чистой, и Ингри лично проводил леди Йяду и ее дуэнью на второй этаж, где для них были приготовлены спальня и маленькая гостиная. Он внимательно оглядел помещение. Небольшие окна выходили на улицу, и добраться до них снизу было бы нелегко. Засовы на дверях оказались сделаны из крепкого дуба.
«Хорошо».
Ингри достал из кармана ключи от комнат и вручил их леди Йяде. Служительница нахмурилась, но не посмела возражать.
— Держите двери постоянно на замке, — сказал Ингри, — и задвиньте засовы.
Брови леди Йяды поползли вверх, и она с недоумением обвела взглядом уютную комнату.
— Разве здесь есть что-то, чего следует особенно опасаться?
«Только то, что мы принесли с собой».
— Прошлой ночью я ходил во сне, — неохотно признался Ингри. — Прежде чем меня разбудили, я успел добраться до вашей двери. — Леди Йяда медленно кивнула и бросила на Ингри задумчивый взгляд. — Я буду в другой гостинице. Я знаю: вы дали мне слово не пытаться бежать, но все равно я хочу, чтобы вы находились взаперти и не попадались никому на глаза. Вам лучше не выходить в общий зал. Я распоряжусь, чтобы ужин подали в ваши комнаты.
— Благодарю вас, лорд Ингри, — только и сказала девушка.
Коротко поклонившись, Ингри вышел.
В общем зале, куда вел короткий коридор, Ингри обнаружил двоих приближенных Болесо и одного из своих гвардейцев, уже чокавшихся кружками с пивом.
— Вы остановились здесь? — спросил Ингри одного из солдат.
— Мы повсюду, милорд, — ответил тот. — Мы заполнили все гостиницы в городе.
— Это лучше, чем спать на полу в храме, — проворчал гвардеец.
— Точно. — Придворный Болесо отхлебнул одним глотком пол кружки. Его дородный товарищ пробормотал что-то, что можно было счесть согласием.
Какой-то переполох и крики перед гостиницей привлекли внимание Ингри; он подошел к занавешенному окну и выглянул наружу. Открытая тележка, запряженная парой приземистых лошадок, приткнулась к обочине: одно колесо у нее слетело, заставив тележку пьяно накрениться. Фонари на тележке раскачивались, тени плясали по стенам домов. Решительный женский голос сказал:
— Ничего страшного, голубушка. Бернан все сейчас починит. Вот поэтому-то я…
— Велела захватить ящик с инструментами, — закончил за говорившую усталый мужской голос откуда-то из-за тележки. — Сейчас я до него доберусь, только вот это вытащу.
Появился слуга и подставил к накренившейся тележке деревянную лесенку. Вместе со служанкой они помогли спуститься на землю невысокой кругленькой фигуре, закутанной в плащ.
Ингри отвернулся от окна, безразлично подумав, что поздним путешественникам будет нелегко сегодня найти приют в Реддайке. Дородный придворный осушил свою кружку, рыгнул и спросил у трактирщика, как пройти в уборную. Пошатываясь, он двинулся впереди Ингри по коридору.
Туда как раз вошла женщина в плаще; ее служанка что-то искала на полу, ругаясь себе под нос и загородив проход. Необъятных размеров плащ на женщине был в дорожной грязи, да и вообще видал лучшие дни.
Дородный придворный разразился руганью и заорал:
— Прочь с дороги, ты, толстая свинья!
Из складок плаща донеслось возмущенное «Ха!», женщина откинула капюшон и наградила наглеца уничтожающим взглядом. Ее нельзя было назвать ни юной, ни старой; вьющиеся светлые волосы матроны выбились из косы и свирепо торчали во все
