— Или того хуже — вомбат! — вмешался Тим. — Представляешь, какой простор для политических анекдотов!
— Что — совсем любой зверь? — у меня в душе зашевелилось смутное подозрение.
В свою комнату я вернулась уже ночью. Крыса застала за традиционным занятием — попытками вскрыть клетку.
Остановилась на пороге, разглядывая настороженно замершего при виде меня грызуна.
Да ну нет. Не может быть! Бред же. Его высочество, он такой… ну вообще. Ну несолидно ж как-то.
— Ваше высочество? — сглотнув, наконец выдавила из себя.
Крыс, отшатнувшись, отрицательно замотал головой.
— Моня, — прошептала я. — Ты меня пугаешь.
Крыс тут же уселся, сложив перед собой лапки, демонстрируя, что он самый безобидный в мире зверек.
— И вообще… нет, я, конечно, не пила огровского самогона, но от Гуниллиного варева тоже такие идеи в голове странные возникают… Но с твоей стороны было бы полным свинством оказаться принцем. Я ж обсуждала, не стерилизовать ли тебя… принц бы наверняка огорчился. Не будь принцем. Не подведи меня, Моня!
10. Ветеринарные будни
— Домкрат бы! — тоскливо сказал Руп, ерзая на собачьей шее и безуспешно пытаясь оттянуть верхнюю челюсть пациента. Нижнюю челюсть в это же время изо всех сил тянул Тим, упираясь в пол.
Центральную нижнюю челюсть. Правая и левая головы того же пациента с интересом наблюдали за мероприятием с двух сторон. Я приплясывала рядом с огромным таблеткодавателем в руках.
А хозяин цербера, между прочим, заверял, что центральная голова у его питомца — самая покладистая!
Цербер — это такая собачка, очень симпатичная, на бульдога немного похожа. Трехголового бульдога размером со взрослого быка. И с совершенно будкообразными челюстями, разжать которые — настоящий подвиг для истинных героев.
Особенно трогательно на нем смотрелись три разноцветных антиблошиных ошейника. Артефактных, конечно, но сути это не меняло.
Вот теперь-то я точно знаю, что Тим имел в виду, когда говорил на собеседовании о «крупных животных»!
— Лера, бегом!! — парням наконец удалось разжать челюсти — при этом оба ветеринара побагровели от натуги и явно держались с трудом.
Я подскочила, однако замешкалась на секунду, пытаясь прицелиться. С кормлением лекарствами таких упрямцев главное — забросить прямиком в глотку, чтобы сглотнул рефлекторно. Попадешь на язык — считай, ты проиграл, в тебя же и выплюнут эту обслюнявленную таблетку. Такого поражения мне не простят. Парни так точно. А в этой будке поди прицелься.
От усердия я даже сунула голову практически в пасть, но тут же отшатнулась: из пасти у цербера пахло… не фиалками, прямо сказать. Надо бы, кстати, проверить, что там у него с деснами. И зубы почистить не помешает!
— Да быстрее же! — ой-ой, кажется, у Рупа сейчас глаза вылезут из орбит.
Я вскинула таблеткодаватель и резко вдавила поршень. Таблетка размером с небольшую суповую тарелку, выстрелив из «шприца», попала прямиком на корень языка, где и прилипла благополучно. Цербер резко дернулся и мотнул головой, стряхивая с себя обоих моих коллег, и гулко, как в трубу, заперхал, явно пытаясь выкашлять таблетку.
Мы втроем настороженно замерли в ожидании — причем парни прямо там, где упали. На наше счастье, кашлянув еще пару раз, пес обреченно сглотнул и обиженно покосился на меня всеми тремя парами глаз. Вот так всегда! Таблеткой кормили втроем, лечащий врач у него вообще Тим, а крайняя почему-то я!
Тим и Руп, одновременно выдохнув, поднялись, отряхиваясь, и хлопнули друг друга по ладоням.
— Все, здесь я дальше сам, — начал отдавать распряжения наш главврач. — Руп, ты на обход по приюту. Лера, а ты… покорми птичку.
Я тяжко вздохнула. Видала я эту «птичку»! Да я бы лучше еще одну таблетку в цербера запихала, он, между прочим, милый и незлопамятный. Вон, уже и лизнул Тима… не то чтобы тот был рад, конечно, но куда ему деваться. На ногах устоял — и пусть спасибо скажет. А что с волос собачья слюна капает — так это издержки профессии, ничего не попишешь.
— Чего вздыхаешь? — довольно ухмыльнулся Руперт. — Неужели ты не рада свиданию с милым птенчиком?
— Да я бы тоже предпочла с крокодилами по…
— Нет! Не говорите этого слова!!! — хозяин цербера буквально взвился со своего места. Но не успел.
— … гулять… — растерянно договорила я.
Зря я это сделала, ой, зря.
Огромный трехголовый песик радостно подпрыгнул на месте, встряхнулся — и рванул на выход, буквально вынеся своей тушей обе створки двери. Хозяин с воплями поскакал следом.
— Он хоть успел рассчитаться за прием? — кисло уточнил Руперт.
— А как же! — довольно усмехнулся Тимофей. — Хотя починку дверей мы в следующий раз тоже включим в счет. И надо будет сразу запрашивать список стоп-слов… а ты все еще здесь? Там птичка голодная!
* * *
Зайдя к птичке, я… слегка опешила. Потому что на шее птички Рух — да-да, того самого птенчика ростом с меня — красовался пушистый ярко-красный шарф. Птичка, к слову, крутилась перед установленным в ее клетке зеркалом. Шарф изумительно гармонировал с красным хохолком на голове Рух.
Мда… ну, как бы там ни было, я должна эту прелесть покормить. Не зря же тачку с мясом с собой притащила. Остановившись в полуметре от клетки, я взяла из тачки кусок мяса, осторожно приблизилась еще на шажок, вытянув руку перед собой… может, попробовать бросать? Нет, от прутьев отскочит.
Пока я размышляла, птичка просунула между прутьями клетки клюв и резким броском сцапала угощение, едва не отхватив мои пальцы. Я вскрикнула — по руке потекла кровь. Все-таки задела, зараза… и клюв у нее, по-моему, по краям зазубренный. Да это птеродактиль какой-то, а не птичка!
— У тебя все в порядке? — в дверной проем сунулась Карила, и я нервно помахала ей окровавленной рукой. Коллега невозмутимо кивнула и обернулась в коридор. — Шарик!
Девушка едва успела посторониться — крылатый пес пронесся мимо нее и вдобавок чуть не повалил с ног
