«Ну хорошо, хорошо… Позову девку!»
«Пойди сними!»
…Не позвать девку, в конце концов! Совпадение или? Или… Интересно, что же там весёлого, в этом Переулке, помимо отвратного фонтана и ночных бабочек с мотыльками?
Аватар перевёл взгляд на южное небо, бархатисто-чёрное, более низкое, чем родное северное. Над проклятым куполом тосковала Белая Сестра, одинокая без своего верного Волчьего Глаза.
Невольно Вилль вспомнил первый и последний урок эльфийского, на котором в своё время настояла Алесса, и губы тронула улыбка.
… — Итак, ты называла моё имя собачьим? «Artenn's vettea d'Ellea» означает «рассветный ветер над скалой Артенн». Повтори, ученица! — выделив последнее слово тем оттенком превосходства, с которым знахарка именовала его пациентом, поучал аватар.
Алесса проследила за ловким движением руки, подбросившей на сковороде очередной кружевной блин.
— Афтенн… виашш дэльэш, — она прожевала и добавила, высунув язык, — ссс…
— Шипишь зачем?!
— Ты ж шипел!
Вилль закашлялся, под жадным взглядом подруги стряхнул блин к румяной горке.
— Ты только что сообщила, что я с этой скалы рухнул с ветерком, едва родившись. Жуй уж лучше, хе-хе, ученица…
…- Летать охота, — вслух пробормотал аватар и, перекатившись на бок, прижал подушку к груди.
Чёрные волосы.
Голубые глаза.
Зелёные яблоки и мелисса.
Своё, родное…
Краснодол 1436 года от С.Б. Неверрийская Империя
Вурдалак был мелким, похожим на ощипанного волка с узким рылом и непомерно длинным туловищем. С ним девушка связываться не стала, равно как и тот, почуяв серебро в её руке, предпочёл отступить. Разошлись, побранившись для приличия, но Алесса, справедливости во имя, оставила метку в ближайших кустиках. Зато после отыгралась на упыре. Вампир нашёлся между деревнями Зыбкое и Бочаги, точнее, в обрамлённом морщинами дупле векового разлапистого дуба, чьи нижние ветви опирались о землю, будто ища поддержки. Заалевшее солнце ушло далеко на восток, вход в упыриное логово защищали тени, и знахарка на рожон не полезла. Насвистывая «Беспечную вдовушку», устроилась ночевать на противоположной обочине: привязала к молодой сосенке кобылу и обмазала её настойкой чеснока, развела костерок, соорудила двойной бутерброд с копчёной колбасой и съела его так аппетитно, что даже у нежити слюнки потекли. Когда солнце наполовину спряталось за горизонт, обошла стоянку с чесночным зельем в руках и горстью заговорённых косточек, изобразив двойной охранный круг. Из лапника и шерстяного плаща вышел неплохой лежак, на котором девушка и устроилась. Зевнула, томно потянулась и, свернувшись уютным клубочком, закрыла глаза. К слову, упырь пожирал её взглядом десятилетнего пацана, успевшего занять позицию в камышах до того, как девки придут на купальню.
Всю ночь упырь бродил, стеная, аки свекровкин призрак, натоптав к первым двум кругам густой третий — навозный, благо материалом его Перепёлка обеспечила. С рассветом убрался в гнездо, несолоно хлебавши, и знахарка перестала изображать сладко спящую девственницу. Первым делом, как истинная кошка и девушка, умылась да прихорошилась, затем забросала лапником кострище, а сочтя долг перед собой и природой выполненным, подошла к дубу.
— Тук-тук!
— Ссс… моё…
— Ну вот, вторая Берта! — умилилась Алесса и бросила в дупло баночку с чесночной настойкой.
Хрипящий упырь вылетел стрелой, едва не сбив девушку с ног, шлейфом за ним стлался вонючий жёлтый дым. Вампир опомнился уже на солнцепёке, рванул было обратно — и, картинно заломив руки, рассыпался золой. Перепёлка меланхолично перекатила жвачку.
Позже бочаговец Фрол, сына которого Алесса вылечила от бронхита травками, настоянными на магической воде, рассказал, что упырь этот с неделю назад повадился шляться под окнами да просить отжалеть кровушки. Никого пока не закусал, но надоел хуже чирья на причинном месте.
Дальнейший путь обошёлся без приключений. К Гусиным Прудочкам Алесса подъехала засветло, когда ущербный диск Сестры уже вышел в дозор, но был настолько слаб, что солнце ещё не решилось доверить ему свои владения. Деревня располагалась в неглубокой ложбинке, обрамлённой берёзами, которые ростом да статью могли поспорить с корабельными соснами. Двухэтажные хоромы и домики, а напротив — избушки, крытые соломой; добротные заборы из плотно согнанных досок чередовались с частоколами и протянутыми меж вбитых штакетин верёвочками, — отстраивались по принципу «где сяду, там и будет», то есть хаотично. Застывшими брызгами стекла тут и там блестели лужи и прудики, в которых полоскалась главная местная достопримечательность — гуси.
Прудовчане встречали путников кольями да вилами. Не сказать, чтоб совсем уж необычно, и всё же за год знахарка-оборотень успела отвыкнуть от подобного обращения, а потому злобно отпихнула ближайшую рогатину, назойливо тычущую ей в грудь. Остриё моментально уперлось в живот. Окружили девушку возле изогнутого полумесяцем пруда в центре деревни: только что пустое пространство как по волшебству заполнилось гомонящим вооружённым людом. И это явно был не розыгрыш.
— Слышь, малая, тебя Лютая-то как пустила, а? — мужчина с сочным басом и аккуратной чёрной бородкой, вероятно, был головой, судя по кристальной белизне вышитой по долу рубахи и чистым, не залатанным на коленях штанам. Этот держал в руках взведённый арбалет, наконечник болта тускло поблёскивал серебром.
— Кто?!
— Упырь бочаговский, чай! — тонко выкрикнула румяная баба в юбке колоколом, которую Алесса тотчас возжелала посадить на чайник.
— На лошади?!
Перепёлка охотно подтвердила собственную жизнеспособность очередной порцией продукта жизнедеятельности.
Не обращая внимания на то, что рогатины придвинулись почти вплотную, Алесса медленно достала из кошелька серебряную полушку, подкинула её на ладони, да ещё и надкусила.
— Не упырь! — констатировал голова и опустил арбалет. Как по команде, острия уставились вверх.
— Да встречала я его! Помянуть надобно! — Алесса многозначительно усмехнулась. Наверняка так же, как легендарная Тельма.
— Магичка? — с надеждой вопросил дедок в полосатых штанах и лаптях, чем-то напомнивший девушке Лесовича, только помоложе.
— Нет, я постоялый двор Зорна ищу. По реком… мендации!
— «Жеребец», што ль? Дык пойдём провожу! — с готовностью разулыбался «Лесович», демонстрируя нехватку переднего верхнего зуба.
Деда, как выяснилось, зовут кока Лукич, а Лютой — карсу. На вопрос, что северная кошка делает в центре, кишащем нежитью, Лукич только плечами пожал. Мол, беси принесли с месяц назад, и до сих пор зверина разорвала четверых из Прудочков и двоих из соседнего Заречья. Селяне устраивали облавы, но хитрая кошка уходила буквально у них из-под носа, а из пятерых удальцов-охотников, заключивших промеж собой спор, вернулись трое. Капканы также были пусты.
