Ознакомительная версия.
Ужасно хотелось есть. Гензель боялся признаться самому себе в этом желании, как будто оно могло обрести над ним власть, стоило лишь признать его существование. «Не хочу я есть, — думал он, ощущая, как ворчит желудок. — Недавно только ел, куда еще! Прав был отец, бездонное брюхо какое-то! А ну молчок там, в подвале!..»
Тюбик с пищевой смесью он хотел приберечь на завтрашний день. Но понял, что Гретель он понадобится гораздо раньше. Иначе она просто не сможет идти. Молча достал из кармана, протянул ей.
— Пополам! — запротестовала она.
Пришлось делить тюбик ножом надвое. Обычно пищевая смесь казалась Гензелю сухой, безвкусной и пахнущей чем-то затхлым, но сейчас она таяла во рту, впитываясь, казалось, в слизистую и совершенно не доходя до желудка. Он высосал свою половинку тюбика насухо и с огорчением заметил, что не стал сытее даже на самую малость. Только раздразнил аппетит, и без того клокочущий внутри.
Будь они сейчас дома, в Шлараффенланде, Мачеха уже давно накормила бы их. Еда из ее рук была скудной, однообразной и редко вкусной. Как рачительная хозяйка, Мачеха полагала, что назначение еды — поддерживать жизненные силы, и только. Но сейчас Гензель был бы рад обычной белковой похлебке не меньше, чем блюдам, что подают в графском дворце на серебряных подносах. Если бы, конечно, в эту минуту сама Мачеха не пировала бы ими, непутевыми детьми… Гензель представил, как слуги Мачехи, исполнительные и грозные анэнцефалы, тащат их с Гретель в подземелье, где уже жадно скрежещут разделочные ножи, — и случилось чудо, голод как будто немного отступил.
— Сейчас бы каши… — вздохнула Гретель. Свою порцию она прикончила еще быстрее и теперь пыталась слизать с пластика едва видимые остатки.
— Каши! — насмешливо фыркнул Гензель. — Может, еще бесконечный горшочек, как в истории?
— Бесконечный? — спросила Гретель, широко открыв свои большие глаза, и Гензель с опозданием вспомнил, что история про бесконечный горшочек — не для маленьких девочек. И уж точно не для девочек, которые читают в десять лет «Классические генетические модели» Менделя.
Гензель ожидал, что Гретель по своему обыкновению сморщит нос. Но она неожиданно попросила:
— Расскажи.
Она никогда не капризничала, ничего не требовала, да и просила редко. А уж чтобы просила рассказать историю… Гензель подумал, что нынешнее приключение в лесу изменило не только его.
— Жила-была в Шлараффенланде одна девочка, — неохотно заговорил он, внимательно поглядывая по сторонам, чтобы не пропустить очередной опасности. — Было ей десять лет, как тебе сейчас. И тоже очень любила набить живот… поесть то есть. Все, что ей Мачеха давала, съедала враз! И все равно жаловалась, что ее не кормят вдосталь…
— И вовсе я не такая обжора! — возразила Гретель, поджав губы. Сказано это было с такой детской обидой, что Гензель едва не засмеялся. Вот тебе и «Классические генетические модели», вот тебе и Мендель…
— Ладно, значит, ты совсем не похожа на эту девочку. Это была совсем другая девочка, ясно? У нее была большая семья — отец, бабка, тетка, пять братишек и пять сестричек. Все работали на фабрике и получали свои порции, и только она одна постоянно ныла, что кормят ее хуже прочих.
Мы совсем не похожи, — решила Гретель, немного успокоившись. Рассказывай дальше, братец.
Буду, если ты не станешь меня перебивать! — Гензель попытался повторить выражение отца, которого он сам отрывал от рассказа, но едва ли у него это хорошо вышло. Махнув рукой, он стал рассказывать дальше: — Однажды Мачеха наказала ей сходить по одному поручению в соседний город. Пошла она по дороге мощеной и встретила на окраине старуху. Старуха была страшной, зубы до пояса, косы нечесаные до земли, глаз один, а зубов вообще нет. «Здравствуй, девочка, — прошамкала старуха. — Ты еще не знаешь, что свет Человечества сегодня озарил твою дорогу, ибо я — геноведьма и могу выполнить любое…»
— Это выдумки все, — не по-детски решительно сказала Гретель. — Неправильная история, нечестная.
— Геноведьмы — это никакие не выдумки! — решительно возразил Гензель. — Я от самого священника слышал в церкви. Это те, кто, не имея прав, занимается генным волшебством, портит людям кровь и внутренности… Вот ты, если свои глупости не бросишь, точно геноведьмой станешь! Потому что квартеронам такая милость не положена, не берут их в цех геномастеров!
Гретель досадливо дернула головой так, что белые волосы, давно не чесанные и грязные, разлетелись в стороны.
— И вовсе я не про это! Геноведьмы не бывают страшными! Они же генами занимаются. И всем, что… внутри. Все живое им послушно. Значит, и свое тело они могут менять как вздумается!
— Всем известно, что они страшные, — не согласился Гензель. — Это потому что они от света Человечества отвернулись и всякие незаконные генетические зелья на себе испытывают. Оттого они гадкие, как столетние жабы!
— Если я стану геноведьмой, то такой не буду.
— Геноведьмой она станет!.. — рассердился Гензель почти взаправду. — На костер захотелось? Будто не знаешь, что с геноведьмами делают!
Гретель засопела, потом сказала:
— Так то у нас, в Шлараффенланде… Я слышала, в других городах геноведьм не жгут. А некоторые даже в почете и золоте…
— Цверги тоже в золоте живут, — насмешливо сказал Гензель. — Только водиться с ними желающих маловато. А ты, юная геноведьма, раз меня слушать не хочешь — и не слушай.
Сопротивление Гретель длилось недолго.
— Хочу, — кивнула она. — Рассказывай дальше, братец.
— То-то… Была та геноведьма страшна и уродлива на вид, и сказала она девочке: «Радуйся, ибо я могу выполнить любое твое желание». Глупышка не знала, что нельзя связываться с геноведьмами, потому как любое твое желание они вывернут так, что себе дороже будет. И сказала она геноведьме: «Сделай так, чтобы у меня всегда была еда!» Геноведьма усмехнулась беззубым ртом и сказала: «Будь по-твоему, девочка. Вот тебе волшебный горшочек. Он делает кашу из протеинов, аминокислот и глюкозы, да такую вкусную, какой ты вовек не едала. А включить его просто — скажи „Горшочек, вари!“ — и он будет варить в автономном режиме. А скажешь „Горшочек, не вари!“ — он и перестанет». Обрадовалась девочка, что каши теперь будет вдосталь, схватила волшебный горшочек и, не поблагодарив геноведьму, побежала со всех ног домой. А горшочек был механизированным и сложным, с ногами, кнопками и сенсорами. И таким большим, что человек внутрь поместился бы. «Много каши будет!» — обрадовалась девочка и домой его потащила…
— Если он из железа и с механикой, то какой же он генетический? — возразила Гретель. — Это же машинерия, а не геноволшебство.
Ознакомительная версия.
