Вскоре ее знакомец вышел из примерочной. Теперь на нем была мягкая белая хлопчатобумажная рубашка и узкие серые брюки, тоже из хлопчатки. Рубашка с многочисленными рюшами соответствовала современной избыточной моде, а брюки довольно плотно облегали ноги. Выглядел он божественно!
Она заметила, что, подойдя к зеркалу, он любуется своим отражением.
– Эти… как там их? – сказал он, дотрагиваясь до свободных складок на брюках.
– Это – брюки. Ну, штаны, – подсказала она.
– Да. Так вот: они мне не подходят – в них не видно моих ног, а они у меня стройные! Дуглесс расхохоталась:
– В наше время мужчины, знаете ли, чулок не носят, но вы все равно выглядите великолепно!
– Я в этом совсем не уверен, – откликнулся он. – Может, еще цепь купить?
– Никаких цепей! – решительно возразила она. – Уж поверьте мне: никаких цепей!
Она сама подобрала для него брючный ремень и носки.
– За туфлями придется пойти в другой магазин, – сказала она.
Они подошли к кассе, где продавец подсчитал общую сумму по ярлыкам приобретенных ими вещей, и Дуглесс очень испугалась, когда Николас опять сделал движение, как бы хватаясь за шпагу. К счастью, шпага теперь была в мешке для покупок, и не так-то легко было до нее добраться!
– Да он просто вознамерился ограбить меня! – заорал Николас. – На сумму, куда меньшую, чем он хочет за эти одежды без всяких украшений, я мог бы нанять себе дюжину слуг!
Продавец отскочил от них куда-то к противоположной стене, а Дуглесс решительно встала между Николасом и прилавком.
– Ну-ка, давайте сюда деньги! – твердо заявила она. – В наши дни все стоит много дороже, чем когда-то! Я хотела сказать: вы вскоре и сами это поймете! Давайте же мне деньги!
Все еще сердясь, он вручил Дуглесс свой кожаный мешочек с монетами, затем они вдвоем стали рыться в мешке для покупок, а потом он принялся шарить по карманам, пока наконец не нашлись бумажные деньги.
– Так, стало быть, он примет бумагу в обмен на одежды? – шепотом удивился Николас, а затем с улыбкой проговорил:
– Ладно, я отдам ему всю эту бумагу, раз уж он так хочет! Но он – полный болван!
– Это – не бумага, а бумажные деньги, и они обеспечены золотом, – объяснила ему Дуглесс, как только они вышли из магазина. – Эти бумажные ассигнации можно обменять на золото.
– И что, – спросил он, – неужто найдется кто-то, готовый отдать мне золото за эту бумагу?!
– Ну, разумеется, – ответила она, – это может сделать любой банк!
– А что такое банк? – поинтересовался он.
– Ну, банк. – это такое место, в котором хранятся ваши деньги. Точнее, деньги, которыми вы в данный момент не пользуетесь. А вы где храните свои деньги? – спросила Дуглесс.
– У себя в домах, – несколько растерянно ответил он.
– А, понятно, – протянула она, улыбаясь. – Ну, конечно же: роете, должно быть, яму и прячете все туда! А в наше время парод кладет деньги в банк, и они приносят проценты.
– А что это – «проценты»? – спросил он.
– Ой, хватит! – со стоном выдохнула Дуглесс. – Вон перед нами кафе. Вы не голодны?
– Голоден, – отозвался он и распахнул перед нею дверь.
Английский обычай пить чай в послеполуденное время Дуглесс приняла с готовностью: право же, райское наслаждение приземлиться где-нибудь в четыре часа дня и посидеть, попивая ароматный горячий чаек с шотландскими лепешками-"сконами" или с овсяным печеньем! Можно слопать сразу и пять порций «сконов», как это обычно проделывала Глория!
И, стоило Дуглесс только подумать о Глории, руки ее непроизвольно сжались в кулаки. Интересно, знал ли Роберт, что Глория утащила ее сумочку? И понимал ли он, что они оба бросили ее, Дуглесс, без всяких средств к существованию да еще отдали во власть безумца?! – думала она.
Она поверить не могла, что Роберт не знал о сумочке. Вообще-то, он был неплохим человеком. В другое время он не стал бы выказывать такую любовь к своей дочуре! Дуглесс знала, что на душе у Роберта кошки скребли, потому что после развода он совершенно забросил дочь, а теперь вот пожелал сделать для нее что-то хорошее и потому прихватил с собой на каникулы! А со стороны Глории, конечно, было естественно сражаться за любовь отца, так что ревность девчонки к Дуглесс – в порядке вещей!
Сейчас Дуглесс понимала, что, войди в данный момент в кафе Роберт, она бы рухнула перед ним на колени и стала молить о прощении!
– Что вам угодно? – спросила женщина за стойкой.
– Пару чая и две порции «сконов», пожалуйста, – распорядилась Дуглесс.
– У нас еще есть клубника со взбитыми сливками, – предложила женщина.
Дуглесс согласно кивнула, и через пару минут женщина протянула ей через стойку поднос. Дуглесс расплатилась, взяла в руки поднос и посмотрела на Николаса.
– Может, пройдем на воздух? – спросила она.
Он проследовал за ней в маленький садик с кирпичной оградой, увитой виноградом. Поставив поднос на столик, она принялась разливать чай. Еще в первый день прилета в Англию она ознакомилась с английской привычкой добавлять в чай немного молока и нашла ее восхитительной!
Николас тем временем обошел крохотный садик, внимательно разглядывая ограду и растения. Она позвала его к раскладному, как на пикниках, столику и передала чашку с чаем и «скон».
Он с любопытством посмотрел на чай, затем осторожно отхлебнул. Сделав еще пару глотков, он взглянул на Дуглесс с таким нескрываемым наслаждением, написанным у него на лице, что та не могла не рассмеяться. Он же мигом опорожнил свою чашку. Дуглесс налила еще и подала «скон».
Взяв лепешку в руку, Николас внимательно поглядел на нее.
По виду «скон» очень напоминал южноамериканское печенье, но в тесто обязательно добавлялся сахар, а эти «сконы» были к тому же «фруктовыми», с начинкой из изюма.
Забрав у него «скон», Дуглесс разломила его пополам и, обмакнув половинку во взбитые сливки, подала ему. Он сунул «скон» в рот и принялся жевать с видом человека, влюбившегося с первого взгляда. В мгновение ока Николас покончил со всем, и Дуглесс пришлось опять пройти в кафе и принести новую порцию чая и «сконов».
Когда она вернулась и села за столик, он спросил, глядя на нее:
– Так что же побудило вас рыдать в церкви?
– Я… я, право же, вполне уверена в том, что это совершенно вас не касается! – отозвалась она.
– Коль скоро я собираюсь вернуться – а я просто обязан вернуться! – мне все же хотелось бы понять, из-за чего именно я очутился здесь, – сказал Николас.
– Надеюсь, вы не собираетесь начинать все сначала?! – воскликнула Дуглесс, кладя на тарелку надкушенный «скон». – Хотите знать, что я об этом думаю, да? Так вот: я полагаю, что вы закончили курс в университете, специализируясь в области истории елизаветинской эпохи, может даже, писали диссертацию, ну, и вас несколько «занесло» из-за этих изысканий! Мне отец рассказывал, что и с ним нередко случалось такое – например, начитавшись всяких средневековых текстов с их особой графикой, он потом был совершенно не в состоянии разбирать что-нибудь современное, если это было написано от руки.
