Шооран остановился. Где люди? Не рроол-Гуй же их съел? Если бы эти места недавно посетил Многорукий, он бы съел все, а здесь… шуршат под ногами поваленные стебли хохиура, облепленные толстой нетронутой шубой харваха, оставляя извилистый след, ползет выгнанная мягмаром из укрытия паршивая тайза. Сразу видно, что рроол-Гуя не было здесь много месяцев.
Шооран обломил толстую тростину хохиура, ковырнул ею неровную поверхность грязи. С первой же попытки он добыл несколько крупных чавг. Шооран разломил чешуйчатую скорлупу, вывалил на ладонь студенистый клубень. Осторожно сжал руку, и между пальцами потек сок. Первым делом Шооран вымыл перепачканные в нойте руки, потом осторожно обмыл саднящее лицо, смочил терпким соком растрескавшиеся губы. Третью чавгу он проглотил целиком, потом четвертую, пятую… Никогда еще Шооран не ел так много. Живот его раздулся и громко булькал при каждом движении, запах чавги уже вызывал тошноту, а Шооран не мог остановиться, добывал все новые клубни, лил сок на голову, мыл лицо, руки, даже запачканный и порванный жанч. Впервые он видел столько чавги: мелкой и огромной – с кулак величиной, и теперь не знал, как себя вести. Набил чавгой сумку, снял даже жанч, и лишь внезапный приступ дурноты заставил его прекратить бессмысленное занятие.
Шооран сел на камень – сел, вымыв его сперва соком! – и задумался. Оройхон на который он попал, ничуть не походил на оставленную позади землю изгоев. Казалось, здесь вообще никто не жил. Если бы Шооран не видел все это своими глазами, он бы не поверил, что такое возможно. Скорее всего он просто-напросто умер. Мама рассказывала, будто в одной из дальних земель люди не поклоняются рроол-Гую, а верят, что только Тэнгэр обладает настоящей властью. Эти люди убеждены, будто после смерти уйдут за пределы далайна, туда, где стоит алдан-тэсэг. Всякий умерший очутится у подножия алдан-тэсэга и сможет начать восхождение. Но если при жизни человек поступал плохо, то по дороге его схватит рроол-Гуй и навечно унесет в беспросветный шавар, по сравнению с которым глубины далайна покажутся сухим оройхоном. Лишь немногие праведники достигают вершин и восседают на алдан-тэсэге рядом с самим Тэнгэром.
Хотя, этого тоже не могло быть. Не больно похож на алдан-тэсэг мокрый оройхон даже до середины которого достигает вонь, плывущая с мертвых земель. Все здесь как дома, только богаче, нетронутей: хохиур, чавга, харвах и… Шооран замер, увидев тукку. Зверек возился в грязи, разрывая клубни чавги. Казалось, тукка была полностью поглощена своим промыслом, но едва Шооран, в котором мгновенно проснулся охотничий азарт, сделал крадущийся шаг в сторону тукки, как та сорвалась с места и кинулась к шавару.
«Уйдет! – мелькнула мысль, но тут же Шооран успокоил себя: – Никуда она не денется. Мягмар.»
Тукка бежала, шарахаясь из стороны в сторону, Шооран качнулся ей вслед и понял, что бежать не сможет. Не слушались ноги. И вообще, какая сейчас может быть охота, куда бы он дел тукку, умудрись он даже добыть ее? Шооран вернулся и сел на вымытый камень, который еще не успело затянуть нойтом.
Как назло, тукка, отбежав немного, остановилась и, словно ни в чем не бывало, принялась копаться в грязи. Шооран смотрел на нее, и что-то медленно ломалось у него в груди. То, что было значимо еще два дня назад, рассыпалось пылью, а нового взамен не появилось. И не было сил даже удивляться происходящему. Тукка копошилась неподалеку в большой луже, и казалось, так и должно быть, что так уже бывало прежде. И когда большая серая тень, перемахнув тэсэг, упала, разбрызгав грязь, и свистящий удар развалил надвое не успевшую выпустить игл тукку, Шооран тоже не удивился и не испугался, а продолжал сидеть, так же спокойно глядя на нового зверя.
Зверь был велик – вдвое больше Шоорана. Разделенное на сегменты тело было одето тускло блестящим хитином. По усаженным режущими пластинками усам – жестким и длинным, в человеческий рост – Шооран признал его. Перед ним был парх, второй после гвааранза хозяин шавара.
Парх подполз было к убитой тукке, но остановился и начал сворачиваться в гигантский клубок, поджимая под себя сегменты хвоста и скручивая секущие усы.
«Готовится прыгать, – понял Шооран. – На меня.»
По-прежнему не было страшно, но все же Шооран вскочил и побежал, переступая мягкими как сырой харвах ногами. Побежал потому что надо было бежать. Теперь он словно тукка петлял и шарахался от тэсэга к тэсэгу, но при этом удивительно спокойно повторял прежнюю мысль, примеривая ее на этот раз к себе самому: «Никуда он не денется. Мягмар. Время удачной охоты.»
Разогнувшись со звонким костяным щелчком, парх прыгнул. Шооран швырнул ему навстречу сумку с чавгой, и это сбило безукоризненно точный прицел: усы разрубили грязь в полушаге от ног Шоорана. Шооран метнулся в сторону, за небольшой тэсэг, присел, надеясь, что парх потеряет его из виду. И то ли это действительно произошло, то ли парху просто надоело прыгать, но он на минуту замер, потом развернулся и пополз к своей первой жертве. Распущенные усы безвольно волоклись по грязи, четыре пары острых роговых челюстей бесцельно пережевывали что-то. И Шооран вдруг вспомнил, что из такой челюсти был сделан мамин скребок для кожи.
Пригибаясь и прячась за тэсэгами, Шооран поспешил вглубь оройхона. Зрелая чавга предательски хрустела под ногами. Шооран понимал, что и в центре, и на том краю тоже есть суурь-тэсэги, а значит – и шавар, из которого выползла вся нечисть, но оставаться здесь не мог. Знакомая опасность казалась страшнее.
Но все-таки, что происходит? Дома выползший парх давно был бы замечен, вокруг толпились бы охотники с сетями и копьями, и хищник думал бы сейчас не о добыче, а о том, как сберечь собственные усы. Где все? Куда девались люди?
Шооран шел все быстрее. Если бы он мог, он бы снова побежал. Еще утром он мечтал никого не видеть, а теперь стремился во что бы то ни стало найти людей. Он прошел уже почти весь оройхон, но так никого и не встретил, а туман, всегда висящий над далайном и прибрежными оройхонами, и не думал сгущаться, напротив, он становился все реже, и наконец Шооран увидел впереди пышную крону растущего туйвана. Сомнений быть не могло: там находился еще один оройхон – сухой оройхон! – а это значит, что и за ним продолжалась земля.
Шатаясь, Шооран пересек граничный поребрик, упал на чистую землю, пополз. Он действительно достиг рая! Третий раз за свою жизнь он ступил на сухой оройхон, и впервые его руки не были заломлены, он мог поднять голову и оглядеться.
Беглого взгляда хватило, чтобы понять – людей не будет и здесь. Землю повсюду покрывала хлебная трава, но ее никто не косил двенадцать раз в год, и она росла беспорядочно, как хохиур: рядом с поспевшими гроздьями поднимались цветущие метелки и перезревшие, растерявшие гроздья стебли. Шооран сорвал одну кисть, засунул в рот и скривившись, выплюнул – зерна оказались твердыми и невкусными. Зато когда он подошел к дереву, то увидел, что вся земля под ним усыпана опавшими плодами. Плоды были мягкими и пахли не затхлой водой, как чавга, а источали сильный и сладкий аромат. В жизни Шооран не пробовал ничего подобного, и даже представить не мог, что такое существует.
