"Наверно я ее обидел, — решил Анри, — вон как поникла, склонила голову как увядший цветок. Надо как-то сгладить ситуацию".
— Извини, Ситара, я не сдержался. Как ты говорила, рана нанесенная женой еще слишком свежа.
Девушка подняла взгляд, в синих глазах играют отблески солнечного света, отражается его собственное лицо, и река и пальмы. Лицо красавицы умиротворенное, не дрогнет ни один мускул. Пухлые губки так и тянет поцеловать, и взгляд такой добрый, такой ласковый. Анри глубоко вдохнул, торопливо зажмурился, чтобы не видеть всей этой манящей красоты. В груди громогласно бухал молот, кровь стучала в висках в ушах, тело и без того раскаленное солнцем запылало жаром.
Ситара с улыбкой смотрела на то, как Анри пытается справиться с собой. Взглядом пробежалась по его широченной груди: могучие мышцы выступают пластинами, на плечах вздуваются буграми, красиво играют на крепких, мускулистых руках. Взгляд остановился на гордом подбородке. Ситара еще раз отметила аристократичность черт лица, заприметила и желваки, вздувшиеся на скулах маркиза. Но девушка и без внешних признаков ощущала все волнения Анри.
Ситара осторожно прикоснулась к груди маркиза кончиками пальцев. Анри вздрогнул, точно окатили холодной водой, открыл глаза. Посмотрел встревоженным взглядом, и хотел было что-то сказать, но Ситара не позволила, приложила свой палец к его губам, покачала головой. Анри поймал ее взгляд, все такой же нежный и добрый. Ему так хотелось сказать, но вдруг понял: Она почувствовала, все ощутила и она не против. Не убежала, не ушла, не обожгла холодным взглядом. Нет, она стоит рядом и смотрит ему в глаза.
— В тебе нет тьмы, Анри. Это тень, тень твоей печали. Твое сердце чисто, как воды этой реки, — произнесла тихо Ситара, приложив красивую голову к мускулистой груди маркиза. — Я обо всем рассажу тебе. Обо всем, что хотел сказать тебе твой отец.
— Спасибо, — выдавил из себя Анри и осторожно обнял красавицу за стройные смуглые плечи, — спасибо тебе Ситара.
Анри стало легко и приятно на сердце, по жилам вместе с кровью текла сладкая нега, руки и ноги налились странной силой, могучей и нежной. В голове, как снег на солнце, растаяли все мысли, и лишь один образ все стоял перед глазами. Манящие бездонные глаза, с длинными пушистыми ресницами, зовущие алые губы, агатовые пряди волос, гладкая как шелк кожа и крепкое тело. Анри чувствовал, как бьется ее сердце. Она само совершенство.
Анри улыбнулся, пальцами коснулся черных локонов, ее волосы пахнут душистыми травами, тело источает аромат цветов, что растут в округе. Сладкий запах проникает через ноздри в ум и успокаивает. Анри стоял словно очарованный, не в силах произнести и слова. Слова были лишними.
Руки сами потянулись к тонкой талии, тело под пальцами — упругое и манящее, разогретое лучами утреннего солнца. Анри зажмурился, точно кот, от удовольствия. Уже подумывал о том какова Ситара без одежды, "Конечно, ту полоску ткани, что на ней, тяжело назвать одеждой, но часть прелестей она как-никак скрывает…".
Пальцы маркиза, еще мгновение назад скользившие по шелковой коже красавицы оказались наедине с пустотой, девушка выскользнула из рук словно рыба, где-то впереди прогремел мушкет, и тотчас же над ухом Анри громко просвистела пуля, или арбалетный болт. Маркиз широко распахнул глаза, впереди — никого, Ситары и след простыл. Внутри взволновано дернулось, в животе похолодело. Не раздумывая Анри повалился наземь как подкошенный, бегло откатился к зарослям кустраника. Кем бы ни был этот незваный гость, — решил Анри, — а я ему точно не по нраву. Может это любовник Ситары, или ее муж? Что за глупости, — одернул себя Анри, — о чем я думаю! О чем, о чем — вторил внутренний голос, — о женщине думаешь, она вскружила тебе голову, Анри. Ты на волосок от смерти, а думаешь о ней.
Анри не спешил покидать укрытия, но и медлить в таких случаях нельзя. Если убийца — профессионал, то успел заметить, как он скрылся в зарослях. Стрелять по кустам конечно глупо, но кто его знает, что там за человек? Маркиз осторожно, чтобы не задеть кустов и не выдать себя, сполз на животе к реке. Сухая глинистая почва царапала кожу, засохшая глина ничем не мягче камня. Анри закусил губу и лишь недовольно крякнул. До спасительной поверхности воды оставалось всего несколько футов, а там осторожно сползти в воду и тихо уплыть по дну, как сом. Анри улыбнулся собственным мыслям, Оборачиваться не стал. И зря.
В лицо маркизу уткнулось острие меча. Сталь угрожающе поблескивала на солнце, еще свежая, не успевшая засохнуть на солнце кровь крупными каплями сбегала по кровостоку на землю. Глина впитывала влагу, оставляя на поверхности алый след. Анри напрягся всем телом, на широкой спине проступили тугие канаты мышц, желваки на скулах вздулись, зубы заскрипели. Кровь на клинке могла означать лишь одно: смерть уже настигла Ситару, теперь его черед.
— Ты заплатишь за это! — гневно выпалил Анри, покосился на меч, — дай мне оружие и я покажу тебе, на что способен настоящий соперник!
— Я не сомневаюсь, Анри, — весело рассмеялась в ответ Ситара, — ни на мгновение не сомневаюсь.
Глава 6 Смерть любит храбрых
Замок "Блутштайн". Северо-восточная Франция. Герцогство Эльзасское, графство Эгишейм.
Сердце билось ровно и сильно, могучая грудь плавно вздымалась, тугими полосками вздувались мышцы на ребрах, отбески луны скользили по бледной мраморной коже альфарца. Жадное нетерпение жгло внутренности Дордаора, он не знал, куда себя деть. Фарамонд, именно тот противник, о котором он давно мечтал. Сильный, ловкий, хитрый и непредсказуемый.
Дордаор давно не испытвал такой радости, близился долгожданный бой, долженствующий стать иллюстрацией его славы. Его силы, могущества и мастерства. Мало кто мог выстоять в бою с мастером клинка дольше минуты, а Фарамонд смог. И не только выстоял, но и перехитрил могучего воина. Конечно, скрылся среди боя, как трус, но ведь мог подло ударить в спину, и не стал. Не убил.
Из-за того случая в прошлом Дорадор не мог спать спокойно, чувствовал в себе слабость. Его гордость уязвлена, сердце опечалено. И кем? Даже не альфарцем, человеком!
Ночь стояла жаркая, несмотря на обычно холодный март. Дордаор дождался, пока облака скроют бледный лик луны, только тогда могучая рука мечника легла на рукоять родового клинка. Сегодня он снимет это проклятие, это наваждение, эту муку, чернотой залившую его честь и достоинство.
Но Дордаор не тешил себя самолюбием, слишком хорошо знал случаи, когда недооцененный противник оставлял на земле трупы крепких и сильных воинов. Это случалось чаще всего, когда в бою сталкивались прежде не знакомые противники, молодой и старик, или могучий верзила и ловкач. В итоге тот, кто имел видимые преимущества, получал такую трепку, что помнил всю жизнь. Иногда же такой бой заканчивался смертью. Сегодняшний, обязательно приведет к гибели одного. И Дордаору было ровным счетом плевать, кто зальет кровью камень замка Блутштайн, он сам или Фарамонд. Альфарцем двигала оскорбленная честь, и только кровь могла смыть подобный позор. Кровь противника, или его личная, разницы нет.
