Ознакомительная версия.
«Твой отец, слава богам, здоров, но постоянно чем-то недоволен. Кажется, он очень расстроился, узнав об увольнении старого дворецкого, и на дух не выносит нового мага — боюсь, что когда-нибудь эти двое подерутся, несмотря на почтенные годы твоего отца и тщедушность господина Альбера.
Целую и обнимаю вас всех».
Мама
Без комментариев.
Надо ли говорить, что упомянутых в письме документов не обнаружилось ни в секретере, ни в прикроватной тумбочке, ни тем более за сервизом в буфете. Они бы так и канули в небытие в нашем маленьком, но таком неорганизованном доме, если бы во время моих уже предыстерических метаний из угла в угол ко мне не подошла наша старая няня и не попросила:
— Детонька, посмотри, у тебя глаза позорче, сколько тут должно быть петель? — Она протянула мне схему для вязания, нарисованную на слишком хорошей для этой цели бумаге.
Понимая, что нельзя быть такой подозрительной, я все же перевернула лист… Схема была старательно выведена на договоре залога… На договоре… чего?!
Я развернула бумагу дрожащими руками: это оказался титульный лист, на котором стояли имена господина Клауса и моего отца, от лица которого действовала маменька. Я знала! Знала! Этот фабрикант не мог быть настолько глупым и расточительным! К счастью или к несчастью, сейчас в руках у меня подрагивал только первый лист договора, что не давало возможности оценить всех масштабов бедствия.
— Няня, где ты взяла бумагу?
— Да в комнате Ласа и Ивара — оба сказали, что она им не нужна. Так сколько там петель-то?
Ротозеи!
— Боюсь, няня, обратно ты эту схему не получишь.
Разве что я заставлю Ласа ее скопировать. А потом желательно еще и шаль по ней связать, чтобы знал, как надо обращаться с важными документами.
Я вихрем поднялась на второй этаж и без стука ворвалась в комнату братьев. Ивар с бабьим визгом отпрыгнул от комода и попытался прикрыться примеряемой послушнической мантией, но из-за ее края все равно выглядывали веселенькие подштанники в зеленый горох.
— Николетта, тебя никто не учил стучаться, когда ты входишь в комнату к мужчине?!
Я фыркнула.
— Нет, меня учили не входить в комнаты к мужчинам.
— И?
— Я вошла в комнату к брату. Прекрати возмущаться, вы с Ласом очень и очень виноваты. Кстати, где этот растяпа?
— Во дворе. Что мы такого сделали-то?
— Сейчас узнаешь. — Я заметила стопочку знакомой дорогой бумаги на письменном столе. К счастью, все оставшиеся страницы договора были на месте.
— Вот здесь, кажется, столбик… или петелька?
— Что такое накид?
Мои братья склонились головами над мудреной схемой, будто решали судьбы империй. Над ними бдительным коршуном нависала наша няня:
— Лучше считай!
— Да считаю я, — пробурчал Ивар, вырисовывая еще одну закорючку.
— Еще раз пересчитай.
— Да я уже три раза считал!
— Ну если ошибетесь…
Лас стал пересчитывать заново. Он и Ивар еще помнили няню в дни ее относительной молодости, когда она наводила грозу на всех домашних. Чего только стоило ощущение ползущих по спине мурашек, когда после обнаружения очередной сотворенной пакости воспитательница мрачной и молчаливой тенью вырастала у тебя за спиной и ты вдруг осознавал, что ближайшие дни будут крайне долгими и безрадостными. И хотя у меня до сих пор не выходило так же устрашающе оказываться за спиной у своих братьев, принцип приобщения провинившегося к труду я переняла у нее с удовольствием.
Ладно, боги с ними, сейчас мне не до этого — я пыталась продраться сквозь юридические формулировки договора. Доктор Мэверин не зря сетовал на то, что у юристов сложная работа — видимо, именно в отместку за эту сложность законники пытались испортить людям жизнь единственным доступным им способом, и способом этим конечно же являлись юридические формулировки.
Маменька, как всегда, опустила в своем письме существенные, но неинтересные с ее точки зрения детали. Да, был заключен договор на поставку трехсот пятидесяти центнеров мари, и да, она взяла под него с фабриканта кругленькую сумму. Зачем еще упоминать об истребованном господином Клаусом в качестве гарантии залоге? И что мы заложили? Конечно же часть имения. Я бы на месте Ласа была крайне обеспокоена. Кинула взгляд на брата — тот отрешенно выводил на бумаге очередную петельку.
Нет, ну я хотя бы нервничала немного.
Лас забылся, облизал красящий конец цветного карандаша, оставив на языке зеленый след.
Думаю, он определенно не осознавал того, что происходило с его наследством.
— Ла-а-а-ас, — брат оторвался от своего наказания и с готовностью посмотрел на меня, — тебе мама зачем дала эти документы?
— Сказала прочитать.
— И ты прочитал?
— Да. — Наследник кивнул.
— И сколько же центнеров мари, согласно этим документам, мы обязуемся поставить, и к какому числу? — Глаза Ласа стали стеклянными. — Ну скажи хотя бы, какую часть имения отдали в залог?
Тишина…
Сдается мне, географию или биологию он учил не в пример прилежней. Ивар толкнул старшего брата в бок и стал что-то нашептывать ему на ухо.
— Без подсказок! — Я стукнула ладонью по столу, а затем подошла и отдала документы Ласу. — Читай еще, пока не запомнишь, а после обеда поедем осматривать имение.
Мне даже интересно стало, что это за лакомый кусок земли, если ради него стоило влезать в такие обязательства.
Лакомый кусок представлял собой полосу, вытянутую по краю наших владений, и почти наполовину состоял из неглубокого, но абсолютно бесполезного в сельском хозяйстве оврага. Я минут десять стояла на его краю в полном молчании, пока насмешливый ветер гулял по приобретенным с такими жертвами просторам.
Как, как такое могло произойти? Почему?
— Николетта, — робко подал голос Лас.
— Не сейчас. У меня траур, — от досады на маменьку я стала нервно кусать губы, но вовремя остановилась и повернулась к нашему приказчику с практически риторическим вопросом. — Мы можем как-то использовать эту землю?
Господин Брен — отличный человек и прекрасный управляющий, единственным недостатком которого было патологическое косноязычие — только развел руками. Ясно.
Я решительно пошла вдоль оврага, не обращая внимания на жалобы брата, что начинается дождь. Когда мы были уже на границе наших владений, на той стороне показались два человеческих силуэта и один собачий. Приглядевшись, я узнала высокую фигуру господина Клауса, его спутник и гигантский черно-белый дог оказались мне незнакомы.
Вот, наверное, злорадствует сейчас по поводу нашей недальновидности и издалека осматривает землю, которую уже почти считает своими владениями. Я редко к кому испытываю настоящую неприязнь, но тут собственнические интересы возобладали над уравновешенной натурой. Видимо, именно по этой причине господин Клаус ощутил на себе мой исполненный «глубокого чувства» взгляд и обернулся. Судя по помрачневшему лицу, вчерашний инцидент с шалью живо отпечатался в его памяти, поскольку он вспомнил, что формально мы знакомы, и, сделав над собой усилие, довольно скованно поклонился. Я ответила легким наклоном головы.
Ознакомительная версия.
