Нет, поправилась девушка. Еще более устыдился, знай он о стесненных обстоятельствах.
– Простите меня, ваша светлость. Я не имела в виду ничего…
– Я был безумцем, когда решил сделать тебя своей Избранной, – резко бросил принц, размахивая руками так, словно выступал перед толпой. – Ты непокорная! Ты невнимательная! Ты говоришь неучтиво…
– Я учусь. Пусть медленно, но все же учусь.
Квенион аккуратно обошла столик перед Намойей и осторожно поставила на него поднос.
– Сайвад, повар, приготовил вам на ужин великолепную рыбу с овощами.
Девушка огляделась в поисках высокого стула. Она знала, что Намойя часто просил уборщика унести его, чтобы затруднить ее работу. Ему нравилось досаждать Квенион.
Теперь Избранной нужно было сесть рядом с принцем. Задача не из легких, учитывая, что ей приходилось балансировать между краем стола и кроватью.
– Что ты там делаешь? Гремишь, как слон в посудной лавке!
– Мне нужно сесть рядом с вами. Стул, как всегда, таинственно исчез.
– Ничего таинственного. Я приказал убрать его, так как он постоянно путался под ногами.
Неожиданно голос принца сорвался. Он нерешительно дотронулся кончиками пальцев до глаз и тут же вздрогнул от боли.
– Все еще болит?…
– А ты как… – злобно начал Намойя, но голос его ослаб, а вместе с ним и гнев. Принц вздохнул. – Да… Не так сильно, как раньше, но все же болит.
– Неужели вы ничем не можете пожертвовать ради исцеления?
Он замотал головой и тихо на выдохе произнес:
– Нет.
Квенион упрекнула себя за глупый вопрос. Но она так переживала за его здоровье…
Ее господин лишился всех своих Акскевлеренов в день, когда в Кидан из Ривальда прибыли гонцы с вестью о том, что его семья низложена и к власти пришел Комитет безопасности. Кроме того, Намойя должен быть отстранен от должности губернатора Кидана и Сайенны, как только на этот пост будет назначен кто-то другой…
Уехав, посланники забрали с собой всех Акскевлеренов, за исключением Квенион, его Избранной.
Питомцы Намойи – огромное семейство кошек – были у него отобраны, когда хамилайцы захватили Кидан. Сейчас у принца жили всего несколько котов, но он не был заинтересован в увеличении их числа. В любом случае даже сотни любимцев не будет достаточно для исцеления его ран. Вдобавок к ужасной физической боли принца примешивалась боль душевная.
Казалось, что выхода нет.
– Ешьте, – проговорила Квенион, поднося ложку ко рту Намойи. – Вам станет лучше.
Во время трапезы принц не проронил ни слова, он лишь хмурил брови и так тщательно пережевывал пищу, будто выполнял утомительную, никому не нужную работу. Гнетущая тишина сохранилась и после ужина. Квенион посчитала, что ей лучше удалиться. Когда Намойя впадал в прострацию, ничто не могло развеселить его.
Оставив поднос на кухне, девушка вышла на смотровую площадку главной башни насладиться видом уходящего дня.
Для Квенион, девочки с холодной, продуваемой всеми ветрами фермы, затерявшейся на юге ривальдийской долины, Сайенна была самым прекрасным местом на земле. Стоя на башне крепостной стены, первого постоянного сооружения, созданного поселенцами несколько лет назад, она видела весь залив, на берегу которого ривальдийцы основали свою первую заморскую колонию. Колония эта быстро превратилась в цветущий город-порт с населением в несколько тысяч человек. Меха, лес, пшеницу и руду везли сюда из центральной и южной части Новой Земли. Торговцы из Сайенны с удовольствием скупали все это и переправляли через Бушующее море в Ривальд. Обратно корабли везли ткани, ювелирные украшения, домашнюю утварь, изделия из железа, стали и серебра. Все это раскупалось в городах и деревнях Новой Земли.
В Сайенне было много денег и оптимизма, характерного для пограничного города.
Так дела обстояли до недавнего времени. Проблемы в метрополии, пусть пока еще и не столь выраженные в самой колонии, привели к ослаблению торговли. Река товаров превратилась в ручеек. Тем не менее Сайенна могла прокормить себя сама и окрепла настолько, что уже самостоятельно торговала с внутренними районами нового материка. Несмотря ни на что, благоприятный климат и плодородные почвы делали колонию более привлекательной, чем ферма Квенион или столица Ривальда Беферен, где девушка стала одной из Акскевлеренов.
Квенион подумала о Беферене. Он, как и Сайенна, стоял на берегу залива, но был серым, унылым, сырым и мрачным местом. Казалось, в этом поселении жители лишены всех надежд на будущее.
Морской бриз подул в лицо девушке, лишний раз напоминая о том, как приятно находиться здесь, а не в Ривальде.
И за это спасибо Намойе Кевлерену.
Квенион и Намойя не попали в руки врагов в Кидане только благодаря Адалле и Велопаю, которые защитили их от туземцев и проводили до Сайенны. Иначе они уже покоились бы где-нибудь на дне реки Фрей.
Девушка страшилась нового путешествия по воде, но на этот раз оно выдалось более комфортным и спокойным, чем предыдущее. Не нужно было опасаться вражеского преследования. Адалла с отрядом воинов сопровождал путников до места впадения Элдер в Уош, оберегая гостей от любых опасностей. Желание туземцев заполучить огнестрелы было очень велико. Мощное оружие давало огромное преимущество в борьбе с соседними племенами.
Избранная отчетливо помнила, как увидела Сайенну впервые: залив, место, где Уош впадает в Бушующее море, иловые отложения, принесенные с гор весенними дождями. Тогда это был еще не город, а просто большое поселение, которое запомнилось Квенион выбеленными домиками с красными и желтыми черепичными крышами, стройными рядами улиц. Все выглядело так свежо, так опрятно и приветливо. Гарнизон в крепости, состоявший из нескольких сотен хорошо обученных и прекрасно вооруженных солдат, создавал ощущение безопасности.
Здесь ее господин получил возможность излечиться от ран. Впервые он пришел в сознание спустя несколько часов после отплытия из Орина-на-Двуречье. После короткого бодрствования принц вновь провалился в глубокий сон. Через два дня Намойя уже сумел оценить ситуацию и с помощью Избранной припомнил события, случившиеся в Кидане.
Однако до полного выздоровления ему было еще очень далеко. Проблески сознания приносили Намойе лишь новую боль – душевную и физическую.
Квенион вновь глубоко вдохнула морской воздух. Жизнь могла быть прекрасной, если бы не страдания ее господина. Девушка не знала, чем еще помочь ему, и корила себя за то, что была плохой Избранной. Она любила принца так, как только Акскевлерен должен любить своего господина. Квенион была до конца преданна Намойе, а тот даже в самые тяжелые моменты выказывал ей лишь презрение.