– А что – постель? – ошеломленно спросил я.
– Вы нам за это тоже должны.
– Мы? Вам? За это? Мы спали здесь, в стойле со скотом!
– А ты думал даром, что ли? Дошло, болван? Я ничего не хочу слышать о деньгах, пока вы не отработаете свое содержание!
Прежде чем я успел закрыть рот и снова обрел способность соображать, он ушел.
Когда мы остались одни, мой племянник сказал:
– Проклятье, Гер, эти конюшни никогда не будут совершенно чистыми, если в них будут держать животных! А их завтра опять сюда приведут. Из того, что он говорил, я понял, что мы тут всю жизнь можем проторчать, выгребая навоз, и все равно будем ему должны.
Я хмыкнул и кивнул. Я начал понимать истинное положение вещей уже несколько часов назад, но молчал, пока не решил, как лучше изо всего этого выпутаться. На этот раз Энкид с трудом понимал меня.
– Он что, думает, мы – дураки? – кипел он.
– Думаю, да. По крайней мере, он уверен, что мы испугались.
Кроме прочего, мой ценный, пусть и не очень полезный лук вдруг пропал и, конечно же, никто из работников ничего не знал. По крайней мере, они так говорили. Большинство вообще боялись со мной разговаривать. И, казалось, их ничего не волнует, кроме собственной шкуры.
Не в первый раз я пожалел, что во мне не шесть с половиной футов росту и что у меня нет божественно мускулистого тела, что щеки мои не покрыты густой темной бородой и что лоб мой не хмурится грозно. Тогда никто бы не посмел коснуться моего лука.
Когда мы в другой раз увидели десятника, он сказал еще, словно продумал все заранее, чтобы мы и не думали сбежать, пока не вычистим стойла как следует, потому что у хозяина есть пара злых собак, натасканных на поиск беглецов, которые не отработали своего долга. И с мрачной усмешкой, думая, что мы совершенно беспомощны, он пошел было прочь.
– Я хочу вернуть мой лук, – сказал я тихим, решительным голосом, когда он отошел на несколько шагов.
Он почти радостно повернулся ко мне. Оказалось, что слух у него острее, чем я думал, и он явно не считал нас достойными даже обмана.
– Ну, положим, ты его не получишь. И что?
Я стиснул кулаки, но промолчал, не желая вступать в драку.
Когда он ушел, мой племянник в горьком разочаровании посмотрел на меня.
– Почему ты его отпустил? – набросился он на меня.
– Потому. Если я стану драться с одним человеком, то потом придется драться и с другим. А я во время драки могу кое-кому переломать кости… кто-то возьмется за оружие… словом, будет беда. Мне не нравится убивать людей.
Энкид немного помолчал, пытаясь понять мои намерения. Наконец он спросил:
– Геракл, что нам делать?
– Плюнем на плату и пойдем отсюда. Выйдем в полночь, когда все спят. Проживем и так.
– А собаки?
– Если они пойдут по нашему следу, я с ними разберусь. Но я не хочу убивать людей и развязывать войну. – И все же я, даже говоря это другу, не торопился – я не хотел уходить, не дав выхода гневу.
Вскоре после того, как стемнело, мы снова увидели ту самую девушку. Наверное, она родственница хозяина, подумал я. Может, даже жена, хотя уж слишком молода.
На сей раз она пришла к нам. Она направила верблюда прямо к нам с Энкидом и посмотрела на нас так, словно мы представляли проблему, которую долг требовал от нее каким-то образом решить. Прямые темно-каштановые волосы, разделенные прямым пробором, обрамляли ее очаровательное лицо. Вблизи ее зеленые глаза и стройное тело завораживали еще сильнее.
– Меня зовут Геракл, – отважился произнести я, чтобы начать разговор. – А это Энкид, мой племянник.
Девушке наши имена явно были совершенно неинтересны, да и сама она не представилась. Надо признаться, что и нам до этого дела не было.
– Я случайно тут проезжала, – сказала она наконец. Она почти извинялась. Коротко вздохнула, словно приняла решение. – Я слышала дома, как они смеялись над вами.
– Это дом твоего отца?
– Он принадлежит Авгию, моему дяде. Я не люблю его. Он жестокий человек. Как и его управитель, и его рабы-погонщики.
– Я и сам уж понял, – сказал я. А Энкид возмущенно вставил:
– Мы не рабы!
Она посмотрела на него.
– Если вы не хотите ими стать, то советую вам придумать что-нибудь, чтобы выбраться отсюда.
– Он нам должен деньги! – яростно пискнул Энкид. – За три дня! Нет, уже за четыре!
Девушка достала откуда-то маленький кошелек и порылась в нем. Затем зло выругалась.
– У меня с собой больше нет, – она протянула руку, на мягкой ладони которой лежали две монеты хорошего достоинства. – Берите и уходите!
Забирая деньги, я ощутил тепло ее тела.
– Мы хотели уйти в полночь, – сказал я.
– Это было бы разумно.
– Но тут есть одна вещь, – сказал я. Я хотел продолжить разговор, хотя и не видел к тому никаких причин. – Не знаешь ли, госпожа, что случилось с моим луком? Когда я пришел, у меня был лук, подарок моего приемного отца. А теперь он пропал.
Она подумала.
– Как он выглядит?
Когда я описал его, как мог, она серьезно покачала головой, давая мне понять, что теперь он у хозяина.
– Боюсь, больше ты его не увидишь.
Я хотел было с ней заспорить, но не к ней у меня был счет. Я сказал только:
– Твой дядя должен быть очень сильным человеком, если он может натягивать этот лук.
– Он сильный. И опасный человек. Воспользуйся моим советом – забудь о луке и уходи как можно быстрее. – Она повернула верблюда и поехала прочь, а мы выкрикнули ей вслед свою благодарность.
Как только мы решили, что настал час побега, мы выбрались из нашего жалкого убежища. Когда надо было решить, куда идти, Энкид замялся:
– А лук, Гер?
– Забудь о луке, пошли отсюда. – Я пошел не к дому, а прочь от него. Повернув несколько раз, тропка привела нас к стене, окружавшей пруд.
Сейчас, среди ночи, никто не ловил в нем рыбу и не работал с колесом. Ни души, одни лягушки орут. С другой стороны дамбы слышалось непрепрывное журчание воды, постоянно выливавшейся из пруда.
– Куда мы? – нетерпеливо приставал Энкид. Сейчас по моему взгляду и звуку моего голоса он понимал, что я замыслил кое-что поинтереснее простого бегства. Но он еще не понял, что именно.
– А вот это, – сказал я, наконец решившись. Уяснив себе структуру дамбы, я уперся руками в один из крупных камней в верхнем ряду. Гнев, который я так долго сдерживал, вдруг закипел в моей крови – как раз в такой момент и погиб Лин. Камень, в который я вцепился, был таким большим, что мог бы целиком заполнить стойло, в котором мы спали. Более мелкие камни сюда явно приволокли с помощью могучих мастодонтов, подгоняемых плетьми, а этот лежал тут словно с самого сотворения мира.
– Неужто ты сможешь его сдвинуть! – с искренним испугом воскликнул Энкид.
