Никто за три с лишним дня не почуял, что Сонька – баба. Да и кому, собственно, было распознавать что Димона, что Соньку – все усадебные весь день шерстили по делам, не до идентификаций им было. Сама усадьба была небольшой. Дворовых-то всего – та самая Глафира, которая признала в Димоне барина на лугу, ключница, Дунька – вторая баба из тех, кто был на исторической встрече, горничная-уборщица, да кухарка. Из мужиков – Юрий Михалыч, понятно, садовник, Тихон, всяко-разный мастеровой, да конюх Лексей. Старосту Никишку, который, по утверждению Юрия Михалыча (с этим-то срочным доносом он и ворвался к Димону в первый же день), воровал так, что усадьба висела на волоске от разорения, выгнали тогда же, не мешкая. Хлебнули с Михалычем романеи да и пошли вразнос. Димон с удовольствием надавал старосте пинков под зад, выгоняя вон, и не смутили его ни вопли и признания самого Никишки, ни визги и увещевания остальной дворни ("Барин, Димитрий Савельич, яви милость, не по-божески это!").
– Тать поганый! – с чувством глубокого удовлетворения сказал вслед катящемуся Никишке Димон и наконец-то впервые за этот дурацкий день почувствовал себя человеком.
Выкинув старосту, Димон с Михалычем отправились в баню, а затем продолжили дегустацию винных погребов. Михалычу после двухлетнего воздержания это занятие пришлось ой как по душе.
– Староста там что, кстати? – переводя разговор на другую тему, степенно, как и положено настоящему барину, спросил Димон Соньку. – Вор?
После изгнания управленца всю его писанину (приход, расход, доход) забрала Сонька. И разбиралась в ней. Михалычу с Димоном было не до нее – они занимались дегустацией романеи, мальвазеи, наливок, медовух и других интересных напитков, нашедшихся в барском погребе. Попросту говоря, квасили.
Немного протрезвев, Михалыч, назначенный Димоном, не отходя от кассы, на место Никишки, направился к крестьянам – во-первых, сообщить радостную новость о своем назначении, во-вторых – с инспекцией. Димон, хихикая, высказал было мысль, что не окончилась бы эта инспекция так же, как и предыдущая. На что Михалыч, поглаживая выросшую в здешних местах бороду, довольно заявил, что молния два раза в одно и то же место не попадает, да и вообще, агрегат для перемещения во времени, то есть трактор "Беларусь", надежно спрятан и законсервирован, так что при всем желании…
– Да, вор, – тряхнув головой, произнесла Сонька. – Михалыч прав. Но я о другом. Я тебя только что спросила: когда мы будем пробовать возвращаться?
– А я тебе сказал, – отмахнулся от нее Димон.
– Что ты мне сказал, – занудно произнесла та.
– Я – не – буду – возвращаться, ясно?! – заорал он, потеряв терпение. – Это тебе надо – ты и возвращайся! А мне это на фиг не сперлось!
Сонька сглотнула, ничего не говоря. Все так же она сидела напротив Димона и смотрела на него во все глаза. И по-прежнему молчала.
Димон меж тем просто взъелся.
– Это тебе, понимаете ли, НАДО возвращаться! – на повышенных тонах начал он, расхаживая по комнате. – Это у ТЕБЯ там, понимаешь, папа, коттеджные поселки, "Навара" с кожаным салоном, много денег, кафельная плитка за тыщу евро метр и прочие удобства! А у меня – девятка лохматого года, съемная хата без ремонта, семьи нет вообще, а есть только перспектива вылететь со своей сраной работы! Которая только в том и состоит, что байду всякую сочинять! Да лохов встречать-провожать! Все, понимаешь, все! Аллес! Ну и скажи теперь, – он повернулся к Соньке, – скажи мне теперь, что меня там держит, ты, умная такая, а?
– А если этот, – Сонька кивнула на парсуну, тьфу, на портрет подлинного хозяина имения, – если этот вернется, что тогда?
– Да не вернется он, – не сразу сказал Димон, отводя глаза. По правде говоря, он и сам этого боялся. Ну, понятно, если обещал вернуться через год, а сам несколько лет отсутствовал (Михалыч говорил, что по указу какому-то Петра I дворянских детей массово построили и отправили учиться за границу; да и сам Димон что-то из школьного курса об этом помнил), то, скорее всего, сгинул где-нибудь в Голландии, в квартале красных фонарей уже несколько лет как. Хотя… и на старуху тоже ведь проруха бывает. А ну как явится, понимаете ли, взад законный наследник, и обнаружит самозванца… И куда после этого Димону бежать, а?
Нет. Вернуться он не должен. Пока, по крайней мере, никто никуда не вернулся. А вот если, не дай бог, вернется… Ну, тогда и будем думать.
– А здесь зато, – Димон подогнал себе в кровь куража и продолжил свою пламенную речь, – здесь у меня – имение! Маленькое, но свое! Здесь у меня – две деревни, сто с лишним душ крестьян, а? Как тебе? Хочешь – паши, хочешь – рыбу лови, хочешь – ни хрена не делай, а жизнь-то все равно обеспечена! И вот нах мне из этого рая возвращаться в халупу съемную? Что я, по вашему телевизору скучать буду? По мобильникам-дебильникам? По "девятке"? Да ну их всех на хрен, я просто жить! Жить хочу! А жить я могу здесь, там – существовать! Разницу понимаешь, ты, недоразумение несчастное?!
– Конечно, – кивнула та. – Здесь ты – хозяин, там – дурак. А прости, можно узнать, чем ты здесь заниматься будешь? Если уже так все распланировал красиво?
Димон осекся. Но быстро взял себя в руки:
– Как – чем? – как будто удивленно спросил он. – Делами. Имение поднимать.
– Дела-ами? – удивленно подняла брови Сонька. – Дела в твоем понимании – это винные погреба опустошать? Или девкам деревенским про волшебную страну Диарею рассказывать?
Димон застенчиво хрюкнул.
Да, было дело. В первый же день дегустации Димону потребовалось ни много ни мало, а хоровод деревенских девок и песни. Когда ключница Глафира посмотрела на барина несколько недоуменно, тот неопределенно замычал и попытался как можно понятнее объяснить, что, мол, долго был на чужбине, соскучился по национальным, так сказать, обрядам… Положение спас Михалыч, куда-то сваливший и через час пригнавший с пяток заспанных и зевающих (ночь уже была на дворе, если честно) деревенских девок. После пары рюмок наливки девки действительно сумели изобразить нечто вроде хоровода, и даже что-то спеть. Подобревший и растрогавшийся Димон велел им всем налить еще, а сам начал рассказывать сказку про волшебную страну. Правда, в процессе рассказа не смог вспомнить, как точно эта страна называется, и попросту взял из головы похожее слово.
В общем, вместо волшебной страны Гипербореи вышла у Димона волшебная страна Диарея. Правда, девкам и Диарея прокатила, – они и так слушали, развесив уши, поэтому, собственно, какая разница…
– Погуляли – и хватит! – веско, как ему самому показалось, заявил Димон Соньке. – За аграрный сектор возьмусь, буду его поднимать! Будет у меня тут самое образцовое фермерское хозяйство! – и тут же вдохновился: – Блин, доведу до такого, что из-за границы ко мне ездить будут, опыт перенимать!
