Он был неподвижен словно статуя, на его молодом лице замерло выражение глубокой задумчивости и тоски. Когда двери лифта открылись и в черный зал твердо ступая вошел Илэн. Лицо архимага оживилось. Он поднял голову, и поднялся. Его седые длинные волосы, выходящие из под небольшой легкой шапочки, расправились и спали по черной одежде, чуть ли не достигая пола. Акхе улыбнулся, однако эта мимолетная улыбка на мгновение осенившая лицо быстро исчезла, уступая место обычному бесстрастному выражению. Он пошел вперед навстречу Илэну медленно ступая по густому ворсу ковровой дорожки.
— Наконец-то ты пришел! — Проговорил Акхе, когда тэнге был в тридцати футах от него.
— Я думаю ты позвал меня сюда не просто так. — Улыбнулся Илэн.
— Никто не будет звать такого гостя просто так. — Ответил Архимаг. — Дитя богов! А точнее сам один из двенадцати богов Оги! Посланник и пославший! — Воскликнул он. — Поверь, тогда я был глуп что не понял, своей огромной ошибки. Я был безумен, в безумстве своем я противостоял самим богам и был повержен!
— То что Эгерот исчез, твоя работа? — Спросил его Вэллисэ.
— О, да! — Ответил Архимаг, улыбаясь. — Я уничтожил этого клоуна, почти сразу же после его битвы с тобой.
— Я предполагал это. — Вздохнул Илэн.
— Но я позвал тебя сюда не для этого. — В одно мгновение рядом с красной дорожкой напротив друг друга появились два деревянных кресла изысканной работы. Акхе опустился на одно из них приглашая садится Илэна. — Я хочу рассказать, впрочем, ты наверное и сам знаешь…
— Ну тогда же поведай мне что желаешь. — Илэн сел в кресло напротив архимага.
— Я допустил огромную ошибку. — Вздохнул Акхе. — Но сейчас обо всем по порядку. Ты наверное знаешь, кем был мой отец?
— Достойным человеком. — Ответил Вэллисэ.
— Именно этим своим и достоинством он сильно не угодил правительству и императору, и всем тем кто был тогда у власти. Любая власть не любит тех кто говорит правду, а когда она идет в разрез с политикой государства то — не любит в двойне. Императору нужна была война. Правительству нужна была Ога. И они убедили народ в превосходстве, над всем миром. И мой достойный отец поплатился за то что говорил, что будущая война безумна. — Акхе вздохнул, он не любил вспоминать свое детство. Эти годы казались ему столь далеки как сон или фантазия, несущие однако неприятный осадок. Его лицо было столь же бесстрастно, как и в тот момент когда Илэн вошел в зал. — Ты знаешь, что за его мысли его казнили, а меня сделали изгоем.
Возможно будь мое детство так же коротко как и у людей, то все было бы по-другому. Но тогда долгие годы лишений и унижений заставили меня просто возненавидеть все человечество. Это было задолго до того как я стал архимагом. Я был странным и нищим, что давало право вдвойне насмехаться надо мной. До определенного возраста я не имел никаких намеков на какие ибо силы, и был слаб. А слабый как известно есть жертва сильного. Моя мать долго не протянула после казни отца, которую я весьма смутно запомнил, но это уже не важно.
Я как сейчас помню серые тучи, дождь и холод, кареты. Толпы… В те времена акар было куда больше чем сейчас. — Отвлекся он. — Но это даже к лучшему… Быть может даже стоило написать книгу о моей бесполезной жизни что бы никто не повторил моего плачевного пути… Каждый день моего детства и отрочества был сер и уныл. Тогда еще только начинались приготовления к войне. Быть отверженным безумцами не есть ли высшее призвание? — Задал он сам себе вопрос и рассмеялся. — Увы, но тогда я этого не понимал. Я ненавидел окружающих, от того что лицемерное общество попирало меня.
— И потом сила проснулась… — Тихо проговорил Илэн.
— Быть может, будь она у меня с самого детства со мной обошлись бы под другому. — Бесстрастие Акхе исчезло, и он говорил уже с некоторой торжественностью. — Но я был не пригоден ввиду физических изъянов ни для боя, ни для магии. Выброшенный вон, сделанный ниже рабов. Но все начало развиваться постепенно, по людским меркам мне было тогда много лет, но это было мое юношество. Постепенно сила просыпалась во мне. Она изменяла меня. Я бродяжничал из города в город. Теперь когда я мог за себя постоять я стал куда богаче, тогда я понял что мне нужно стать очень могущественным магом что бы заставить общество заплатить за причинные мне страдания. Это стало моей целью. Целью разрушения. — Акхе остановился. Стены здания растворились и перед ними предстала угрюмая дорога вокруг полей. По который шел молодой акар. Это был Акхе. В холщевых одеждах он шел против ветра, качавшего зерновые культуры. Колосья волновались на обширных полях, вдалеке виднелись полоски колючих лесов. Акар шел вперед. За его спиной качалась небольшая торба, у него была цель. Он стремился ее осущетсвить. — Через мгновение все исчезло и стены башни вернулись опять на свои места. — Когда моя сила стала весомой, я начал свое безумие. Месть и преступления, направленные как против отдельных личностей, так и против общества в целом. Меня пытались поймать, уничтожить. Но потом оценив высокое качество моих преступлений мне предложили стать одним из магов императора. На что я согласился, думая что так быстрее доберусь до него. Я бы мог убить его уже тогда, но тогда бы мне пришлось спасться бегством от преследователей. Что не входило в мои планы. В те времена я был еще не так силен как во время великой войны.
Но когда я стал архимагом, а затем началась великая война, я стал считать себя самым могущественным магом в мире. Тогда мне стало безразлично общество, я мог использовать всю империю в своих целях, когда этого хотел. Мой народ стал для меня как тягловым волом, которого когда мне было нужно я мог использовать по своему желанию. Тогда ненависть сменилась безразличием. Я упивался своим могуществом, и смотрел на людей как на тараканов. Все дела их были ничтожны для меня. Цели смешны. Жизни жалки. Вначале великой войны я что-то делал для завоевания, но потом с каждым разом все меньше и меньше. А с твоего рождения вообще перестал делать что либо существенного для блага плана Акар. Тогда я делал лишь все для своего блага. Все их жалкие амбиции по поводу завоевания мира мне казались ничтожными. Их вера в свою избранность была мне смешна. Я ощущал себя существом не прикованным к этому бренному миру, существом космического масштаба! Когда ты уничтожил лучших магов, я удивился, это позволило мне с моим влиянием на императора, отправлять на убой наиболее неугодных мне личностей. Потом неожиданно я вспомнил, что когда-то ненавидел императора, и сделал так, что бы его казнили обвинив в государственной измене. Тогда я был всемогущ, мне верили больше чем кому либо еще, даже не подозревая насколько мне безразлично все. Все чему они придавали столь большое значение было для меня лишь игрой. Каждый полк, был не ценнее фигуры на шахматной доске. Вся империя была лишь полем для моей игры, игры в архимага и правителя. С легкой руки бросающего на убой миллионы. Все давно забыли кто я был такой, и никто не знал о моем происхождении.
