Свет единственного фонаря отразился в чьих-то глазах. На куче сена в дальнем углу обозначилась фигура человека; он вскочил на ноги с недостойной поспешностью.
— Капитан Лисс… — В голосе явно слышалось облегчение.
Бенетан тяжелым взглядом смотрел на молодого часового, который торопливо смахивал сено с одежды.
— Почиваешь, Колас?
— Прилег на секундочку, сэр. — Ложь была очевидна, и юноша потупился. — Простите меня, сэр.
Зная, что Савринор с ленивым интересом наблюдает за происходящим, Бенетан сказал:
— Надеюсь, больше такого не повторится, Колас. В другой раз твой сон может прервать кто-нибудь значительно менее терпимый, нежели я.
— Особенно после того, как пройдет эта ночь, — добавил Савринор, вступая в круг света.
При виде летописца лицо Коласа стало белее снега, и он отвесил почтительный поклон:
— Господин Савринор! Я…
— Оставь извинения своему начальнику, мальчик. Перед лицом высших сил мне совсем не интересны твои ничтожные оправдания по поводу незначительных нарушений дисциплины. — Савринор резко повернулся на пятках, и Бенетан кивнул Коласу:
— Все в порядке. Бояться нечего. — Теперь, в привычной для него обстановке, Бенетан почувствовал твердую почву под ногами, и к нему вернулась обычная самоуверенность. — Поднимай конюхов и оруженосцев.
— Есть, сэр!
Бенетан подумал, что у Коласа, несомненно, есть потенциал: парень уже научился не задавать лишних вопросов. Юноша направился ко внутренней двери, ведущей в тесную общую спальню, где ютились конюхи, но заколебался и осмелился обернуться:
— Прошу прощения, сэр. Должен ли я сказать конюхам, сколько лошадей вам потребуется?
Бенетан хотел было ответить, но Савринор коснулся рукой его плеча.
— Думаю, что нет, — спокойно произнес летописец.
Бенетан заколебался, а затем посмотрел в дальний конец конюшни. Там тускло мерцала среди теней железная дверь, запертая на огромный засов, но больше ничем не примечательная. И Лисс понял, что Савринор имел в виду. Не много времени прошло с тех пор, как всадники Хаоса в последний раз вызывали удивительных скакунов, но сегодня случай был из ряда вон выходящий.
Подавляя дрожь, Бенетан опять повернулся к Коласу, который не спускал с него глаз, ожидая ответа.
— Сейчас лошади нам не нужны, Колас. Приказ будет другим.
— Да, сэр. — Мальчик едва различимо нахмурил брови, и Бенетан напомнил себе, что он совсем недавно поступил в ряды элитного подразделения.
— Многообещающий, — тихо сказал Савринор, когда за Коласом закрылась дверь. — Но, как я полагаю, воспитан не в замке.
— Колас в прошлом году пришел из деревни на востоке. Он учится.
— Так же, как и ты учился?
— Да.
Их взгляды на мгновение встретились, и Савринор заметил в глазах Бенетана как раз то, что ожидал увидеть: отвращение и нарастающий страх. Он позволил себе вновь положить ладонь на руку капитана:
— Послушай совета доброго друга Савринора и не трать силы попусту на думы о том, что неизбежно. — Пожатие тонких пальцев показалось Бенетану излишне фамильярным, и он убрал руку. — Скоро будет рассвет.
— Я не нуждаюсь… — сердито заговорил Бенетан, но не успел закончить фразу: его заставил замолчать звук, рождавшийся где-то в замке. Неспешный, глубокий, отражающийся многократным эхом. То был могучий голос колокола.
Глаза Савринора напряженно сузились, скользнули по лицу Бенетана. Летописец кивнул:
— Именно так я и предполагал. Лучше выйдем отсюда.
Пока они шли к замку, все еще звучал металлический гул колокольного звона. Он внезапно смолк, когда Савринор и Бенетан входили во двор. В течение нескольких минут в ночной тиши не раздалось ни звука; это безмолвие казалось жутким. Затем где-то у главных ворот распахнулась дверь. Щелчок с силой отодвинутой задвижки оказался столь громким, что Бенетан вздрогнул. Трое мужчин быстро пошли через двор, за ними появились еще люди, открылись новые двери… Из замка одна за другой выходили темные фигуры, и все держали путь к конюшням. В свете луны блестел металл, и до слуха Бенетана доносился звон шпор и ременных пряжек.
— Мне следует находиться не здесь, — шепнул Савринор.
Бенетан с трудом собрался с мыслями:
— Благодарю тебя, Савринор. Этой ночью ты оказал мне услугу.
В холодном свете луны ответная улыбка летописца превратила его лицо в подобие черепа.
— Доброй охоты, — пожелал он и бесшумно, словно тень, скользнул прочь.
— Капитан Лисс… — К Бенетану подошла первая группа мужчин, и каждый приветственно коснулся рукой символа Семиконечной Звезды. — Колокольный набат — значит ли это, что…
— Да, — коротко ответил Бенетан. — Конюхов уже разбудили. — К своей радости, он почувствовал, что четкие ответы приводят его в себя, вытесняя скверное чувство в животе. — Необходим полный состав всадников, — продолжал Лисс. — Если у нас недостаточно здоровых, то необходимо поднять с постели больных. Я хочу, чтобы через десять минут все были в сборе. Где сержант?
— Я здесь, капитан! — Темные глаза на белом лице; звание обозначено наплечным знаком темно-красного цвета.
— Через десять минут, сержант. Необходимо, чтобы все прошло как положено. — И, понизив голос, Бенетан сказал на ухо сержанту: — Ходят слухи о Вордеге.
Ну конечно же, ужас. Он отразился на лице сержанта; то же почувствовал и сам Лисс, когда Савринор шепнул ему новость. Едва Бенетан произнес имя мага, добавив пущей остроты охватившей всех тревоге, его вновь обуял страх. «И небезосновательно», — про себя сказал Лисс, когда сержант поспешил прочь.
Совсем не безосновательно.
Когда прозвучал ожидаемый приказ, они уже были готовы. Сорок девять воинов в полном вооружении — по семь человек в семи рядах — безмолвно выстроились перед конюшнями. Бенетан слышал, как беспокойно бьют копытами лошади: им передалась атмосфера всеобщей напряженности. Но этой ночью всадникам Хаоса нужны были не просто лошади.
Теперь небо начинало волноваться. Устрашающие вспышки больше не трещали между шпилями, но далеко на севере практически постоянно вспыхивали молнии, и по небу медленно распространялось, поглощая звезды, тревожное зарево смутных цветов. Все еще ярко светила луна, но ее ореолом окружало призрачное кольцо. Спустя несколько минут ее лик поглотит сверхъестественный ураган небывалой силы, называемый Искривлением.
Чувства Бенетана непроизвольно обострились, пытаясь не пропустить первые жуткие отдаленные звуки, предвещающие бешеную атаку Искривления. По телу вновь струился пот, и черный шелк рубашки и штанов лип к коже холодными и противными прикосновениями. Лисс надел искусно украшенный серебряный обруч, образующий вокруг глаз страшную полумаску: благодаря ему длинные черные волосы не лезли в лицо. Но пот бисером проступал на лбу, а вытереть его не получалось. И всякий раз, как Бенетан моргал, капли повисали на ресницах, рассеивая и преломляя отблески лунного света, что играли на серебряных браслетах и драгоценных камнях на талии и плечах. Стиснув зубы, Лисс караулил первый адский вопль с севера и ожидал приказа, который, как он знал, мог прозвучать в любой момент. Затем его насторожил звук — скрежет дерева по камню, скрип петель, — и капитан посмотрел в направлении двойных дверей главного входа в замок.
