— С Каруллом?
Он покачал головой.
— Мы почти на руках отнесли его домой к Касии. — Ширин слегка улыбнулась:
— Он не понимает, что праздновать, а что оплакивать.
— Это почти что так. Как ты вошла? Она удивленно подняла брови:
— Мои носилки ждут у дороги. Разве ты не видел? Как я вошла? Постучала в дверь. Один из твоих слуг открыл ее. Я сказала, что мы еще не попрощались и что я могу подождать твоего возвращения. Мне позволили подняться сюда. — Она показала на стоящий рядом бокал вина. — Слуги были внимательны. Как сюда попадают большинство твоих гостей? Ты что, решил, что я влезла в окно, чтобы соблазнить тебя во сне?
— Я не такой счастливчик, — пробормотал он. И сел на стул у окна. Он почувствовал, что ему необходимо сесть.
Она поморщилась:
— Мужчины лучше, когда они не спят, в большинстве случаев. Хотя я могла бы утверждать и обратное о некоторых из тех, кто присылает мне подарки.
Криспину удалось улыбнуться. Данис висела на шнурке на шее у Ширин. Они пришли вдвоем. Будет трудно. В эти последние дни все трудно.
Он не мог бы ясно объяснить, почему эта встреча для него трудна, и это само по себе было проблемой.
— Пертений снова досаждает тебе? — спросил он.
— Нет. Он уехал с войском. Ты должен это знать.
— Я не слежу за передвижениями каждого. Уж прости меня. — Его голос прозвучал более резко, чем он хотел.
Она сердито посмотрела на него.
— Она говорит, что ей хочется тебя убить, — в первый раз заговорила Данис.
— Скажи это сама, — огрызнулся Криспин. — Не прячься за птицей.
— Я и не прячусь. В отличие от некоторых. Просто… невежливо произносить такие вещи вслух.
Он невольно рассмеялся. Этикет полумира.
Нехотя, но она тоже улыбнулась.
Они немного помолчали. Он вдыхал ее аромат в своей комнате. Две женщины в мире душились этими духами. Скорее всего, теперь уже одна, вторая мертва или до сих пор прячется.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — сказала Ширин.
Он молча смотрел на нее. Она вздернула маленький подбородок. Он уже давно решил, что черты ее лица приятны, но в спокойном состоянии ничем не привлекают внимания. Именно тогда, когда на ее лице отражаются чувства — веселье, боль, гнев, печаль, страх — все эти чувства, лицо Ширин оживает, ее красота привлекает внимание, вызывает восхищение и порождает желание. Так же, как и при движении, ее грация танцовщицы, когда гибкость — это невысказанный намек на то, что чувственные желания, почти всегда тайные, могут получить удовлетворение. Она была созданием, которое невозможно изобразить при помощи вида искусства, не передающего движения.
— Ширин, — сказал он, — я не могу остаться. Сейчас не могу. Ты знаешь, что случилось. Ты назвала меня лжецом и идиотом за то, что я попытался… преуменьшить значение событий во время нашей прошлой встречи.
— Это Данис назвала тебя идиотом, — поправила она его, потом снова замолчала. Теперь настала ее очередь смотреть на него в упор.
Прошло долгое мгновение, и Криспин сказал, воплотив мысль в слова:
— Я не могу просить тебя поехать вместе со мной, дорогая.
Подбородок еще немного вздернулся вверх. Она не произнесла ни слова. Ждала.
— Я… я думал об этом, — пробормотал он.
— Хорошо, — сказала Ширин.
— Я даже не знаю, останусь ли в Варене и что буду делать.
— А! Тяжелая жизнь скитальца. Которую женщина не может разделить с тобой.
— Эта — не может, — ответил он. Сейчас он уже полностью протрезвел. — Ты — почти вторая императрица Сарантия, моя дорогая. Ты им отчаянно нужна, этим новым правителям. Они захотят, чтобы ты продолжала выступать, развлекать людей. Ты вправе ожидать, что тебя осыплют еще большими милостями, чем раньше.
— И прикажут выйти замуж за секретаря императора? Он заморгал.
— Сомневаюсь.
— Неужели? Я вижу, тебе все известно о здешнем дворе. — Она снова сердито смотрела на него. — Так почему бы тебе не остаться? Они оскопят тебя и сделают канцлером, когда Гезий умрет.
Он смотрел на нее. Через несколько секунд ответил:
— Ширин, скажи правду. Ты всерьез опасаешься, что тебя заставят выйти замуж — за кого угодно, прямо сейчас?
Молчание.
— Не в этом дело, — сказала Данис. «Тогда ей не следовало этого говорить», — подумал он, но не произнес вслух. Он не произнес этого, потому что сердце его сжималось, когда он смотрел на нее. Дочь Зотика, храбрая, как ее отец, по-своему. Он сказал:
— Ты… Мартиниан продал ферму твоего отца по твоему поручению?
Она покачала головой.
— Я его об этом не просила. Забыла тебе сказать. Я попросила его найти жильца, сохранить ее. Он это сделал.
Он несколько раз писал мне. Собственно говоря, он много рассказал мне о тебе. Криспин снова заморгал.
— Понятно. Об этом ты тоже забыла мне сказать?
— Наверное. Мы просто слишком мало с тобой беседовали. — Она улыбнулась.
— Вот так-то, — вставила Данис. Криспин вздохнул.
— По крайней мере, это похоже на правду.
— Рада, что ты со мной согласен. — Она отпила глоток вина.
Он смотрел на нее.
— Ты сердишься. Я знаю. Что я должен сделать? Ты хочешь, чтобы я лег с тобой в постель, дорогая?
— Чтобы смягчить мой гнев? Нет, спасибо.
— Чтобы помочь побороть печаль, — сказал он. Она молчала.
— Она просит сказать тебе, что ей вообще лучше было сюда не приходить, — сказала Данис.
— Разумеется, я лгу, — вслух прибавила Ширин.
— Я знаю, — ответил Криспин. — Хочешь, чтобы я попросил тебя поехать на запад?
Она посмотрела на него.
— А ты хочешь, чтобы я поехала на запад?
— Иногда хочу, — признался он, в равной мере и себе и ей. Ему стало легче, когда он это высказал.
Он увидел, как она вздохнула.
— Уже кое-что для начала, — тихо произнесла она. — И помогает от моего гнева. Может быть, теперь ты сможешь лечь со мной в постель по другой причине.
Он рассмеялся:
— Ох, дорогая! Ты же не думаешь, что я…
— Я знаю. Не надо. Не говори этого. Ты ни о чем таком не думал, когда вернулся, и причины мне известны. А теперь не можешь по… другой причине, которая мне тоже известна. Так о чем же ты хочешь меня попросить?
На ней была темно-зеленая шапочка, украшенная рубином. Плащ лежал рядом с ней на кровати. Шелковое платье, зеленое, как и шапочка, отделанное золотом. В ушах сверкали золотые сережки, на пальцах кольца. Он подумал, глядя на нее, впитывая этот образ, что у него не хватит таланта и мастерства, чтобы изобразить ее такой, как сейчас, пусть даже она сидит неподвижно. Осторожно подбирая слова, он сказал:
