На измочаленной оборотнем кровати пробуждалась савия. Она зловеще шелестела дрожащими от нетерпения ростками, звала к себе, сползаясь к центру постели, образуя гнездо для донора. Я шумно сглотнула от предвкушения новой боли. Предчувствие беды сжало сердце в холодные тиски. Наступала десятая, последняя ночь нашего контакта и что-то подсказывало, предстоит вцепиться за жизнь зубами, чтобы пережить новый кошмар. Сегодня савия не станет церемониться, потому что время истекает.
Дрожа всем телом, я опустилась на пол и выбралась из сферы. Оставшиеся несколько метров до кровати пришлось ползти, сбросив щиты. По полу тянулся кровавый след. Только бы выдержать до утра! Положив руки на постель, я обернулась к двери и вздохнула. В глубине отцовской комнаты стояла Аяна. Она неотрывно смотрела на плачущий портрет юной девушки. Огонь в камине освещал неподвижное тело, раскрашивая контур в красноватые оттенки. Тонкая маленькая фигурка хорошо видна в сумраке из-за неестественно бледной кожи мессиады. По голым ступням, бёдрам, спине Аяны медленно ползли огненные змейки мои волос, которым заклятье временно подарило цвет и жизнь. Они рисовали извилистые линии и узоры, воплощая участки лабиринта по которым сейчас бежала подруга. Снова хотелось плакать, и ком тоски стоял в горле.
— Ты пошла за мной, когда увидела некий знак и почувствовала надежду. Если тебя не обманывает предчувствие, когда-нибудь настанет время, и мы отправимся искать твоих родителей и обязательно найдём их. Но это будет потом, а сейчас, прости Аяна. Я спасу тебя от тебя самой, пусть ты и разозлишься за это. Так нужно, прости! — двери шумно захлопнулись, оставив Аяну по ту сторону, а меня наедине с мучителем из тонкого мира.
Этой ночью контакт происходил иначе, хотя начинался, как обычно. Тело прошило острой болью от вторжения многочисленных тончайших ростков. Я знала, что так будет, но ничего не могла поделать с жутким страхом, который каждый раз терзал меня. Как можно не бояться, когда чувствуешь, что сквозь твою плоть пробиваются прочные ниточки и не встречают преград на своём пути? Они с лёгкостью проходят кожу, мягкие ткани и кости, оплетают каждый пальчик на руках и ногах, прокалывают даже пластинки ногтей. Ростки завладевают и наполняют собой конечности, проникают в вены, двигаются вместе с потоками крови. Они свивают плотный кокон в животе и двигаются выше к груди. Сердцу становится труднее биться из-за облепивших его волокон. Пожалуй, это единственный орган, которому позволено активно двигаться. Савия медленно, но непреклонно подбирается к шее и голове. И вот уже прошито горло и рот, но самое страшное, когда ростки подбираются к глазам. Сегодня савия не осторожничала и не жалела донора. В прошедшие ночи мне позволялось видеть хотя бы кусочек потолка, но не сейчас. Я с ужасом понимала, что перестаю видеть совсем, а потом и слышать. Мой мучитель постепенно отсёк все органы чувств, оставив лишь одно ощущение — нестерпимую, бесконечную боль в темноте и тишине.
Савия завладела мной полностью, в этот раз, войдя даже в сознание. Она не позволяла спастись в беспамятстве, потому что питалась и эманациями мучений тоже. Я почувствовала, как странный разум вошёл в меня и слился в единое целое. В этот момент одной загадкой стало меньше. Теперь уже не тайна, для чего я понадобилась савии. Она готовилась произвести семена, а донор нужен для успешного размножения. Это растение поднималось из глубин тонкого мира чрезвычайно редко и лишь для того, чтобы найти подходящий живой и достаточно сильный организм для воспроизводства новой колонии. Вот только, что станет с сосудом, когда процесс завершится? В какой-то момент стало не до поисков ответов в хитросплетениях чуждого разума.
Позвоночник горел огнём, словно по нему тёк расплавленный металл. Высосанная из меня за девять ночей энергия концентрировалась в плотном коконе посредине живота. Мышцы натянулись, как у беременной женщины перед родами, а сгусток из ростков и энергии продолжал разрастаться внутри. Реальность становилась эфемерной, физический мир смешался с первым слоем тонкого мира, утратив границы. Савия открывала мир энергий слой за слоем, используя накопленную силу. И мне не нужны глаза, чтобы видеть и чувствовать изменения здесь.
Стенки брюшной полости не выдержали и лопнули, раскрывшись подобно экзотическому цветку. Из его сердцевины в глубинные слои мира энергий устремились крохотные песчинки — семена. Они получали жизнь в полной тишине, чтобы когда-нибудь появиться в физическом мире с единственной целью — размножиться. Какое существо может выдержать подобное? Кто в состоянии понять, что такое катарсис боли? Похоже, что я дошла до своего предела выносливости и всё же, непостижимым образом это продолжалось секунда за секундой. Разум рассыпался на части, теряя себя в бесконечной, невыносимой агонии.
— Когда будет совсем плохо, когда не останется сил терпеть, вспомни Эбилл, подумай обо мне и мы встретимся вновь, — из памяти возник знакомый голос. Я потянулась к нему, как за последним глотком воздуха, как к единственному свету и увидела дорогой сердцу лик.
— Я сделала, что могла и теперь готова прийти, мой бог, — мысль, пронзившая невероятное расстояние, достигшая далёкого Эбилла.
Немедленный отклик потянул меня прочь из Мотейры. Душа покидала истерзанное тело, в котором чудом теплилась жизнь. Магический источник вцепился в отлетающую душу мёртвой хваткой. Прочь от боли и темноты. Духу не нужны глаза, чтобы видеть и слышать.
Дверь спальни бесцеремонно вышибли ногой, и она с грохотом ударилась о стену. На пороге стояла Аяна с красными от злости глазами и сжатыми кулаками. Единорог вырвалась из ловушки и теперь жаждала отомстить. Аура пылала багряными росчерками. Но увидев моё тело со вскрытым животом, гнев схлынул без следа. Она застыла в секундном шоке, а потом закричала. Аяна кинулась к опустевшей оболочке, которая некогда была её подругой и упала рядом на колени, прямо в лужу крови.
— Родная, что угодно, только не это! Пожалуйста, не покидай меня! Что мне сделать?! Скажи, я на всё готова. Только не бросай, не оставляй! Только не ты! Ты не можешь так со мной… Я не смогу без тебя!!! Я не хочу без тебя!!!
Аяна захлебывалась в словах, кричала, а руками пыталась собрать разорвавшуюся кожу на моём животе. Обрывки расползались под скользкими пальцами, но девушка соединяла их снова и снова, будто это имело теперь какое-то значение. Она запрокинула голову и протяжно, горько завыла, вкладывая в леденящий душу вой весь надрыв и тоску.
В мире пробуждалось утро нового дня, только меня в нём уже не будет. Рассвет коснётся старого дома, постучится в занавешенные окна и лес вокруг очнётся ото сна. Новая жизнь оказалась не по плечу Паулине Кейб. Я покинула Мотейру под жалобный плач Аяны и устремилась туда, где нет боли и страданий, туда, где меня давно ждут.
