Учая. И пусть он не самый старший и сильный среди прочих богов, таких как великий Варма или Мать-Лосиха, но ничего — зато он так же юн и свиреп, как они!
— Наша кровь — тебе жертва! — нараспев проговорил глава нового рода, и отдаленные раскаты грома вторили его словам. — Наша жизнь — в твоей руке! Даруй нам победу, сокруши наших врагов, как молниями сокрушаешь деревья и скалы!
— Мы все — одно, мы все — твои сыны! — восторженно закричали юнцы, чувствуя себя в этот миг частью полыхающей над лесами небесной силы, вестниками божьей ярости…
Сейчас Учай бодрствовал один в темноте, у порога чужой земли, и ему было холодно и страшно. За каждым деревом или скалой ему чудились огромные призраки подкрадывающихся медвежьих людей. Но показать этот страх значило сдаться, открыть дорогу пожирающему разум ужасу. Он нахмурился и с удвоенным рвением принялся за работу. Прорезал узкую щель в древке будущей стрелы, смазал ее растопленным рыбьим клеем, осторожно вставил стебель костяного наконечника и неспешно, чтобы тот не искривился, принялся обматывать тонкой жилой. Закончив, придирчиво оглядел, ровно ли тот встал, не будет ли рыскать в полете, словно раздумывая, какую цель выбрать…
От костра послышались всхлипы.
— Что еще такое? — недовольно прошептал Учай, встал и направился к огню.
Сидевший настороже Вечка подхватился было, сжал копье, но, увидев старшака, облегченно вздохнул. И тут же, не удержавшись, всхлипнул.
— Ты что же здесь, болото решил устроить? — насмешливо спросил старшак. — Чтобы мы тут поутру в твоих слезах потонули? Так страшно, что ли?
— Нет, я не о том… — начал оправдываться мальчишка. — Я по матушке скучаю. По сестрам, по отцу. Как они там? Им небось тоже несладко…
— Сладко, не сладко! Ты что, сюда мед есть пришел? Угомонись, Вечка.
— Да я что? — Вечка прерывисто вздохнул. — Я и сам не хочу, а они текут… Что-то жжет внутри, точно угольев тут, — он хлопнул себя по груди, — насыпано!
— Ладно тебе. — Учай приобнял отрока за плечи. — Или я не понимаю! Всем сейчас тяжко. Но ты одно пойми: род Хирвы теперь как петух без головы. Сколько-то бежать может, да только далеко все равно не убежит и в ощип пойдет. Старейшины из лет выжили, трусами сделались, уже тени своей боятся! А ныне трус и мертвец, считай, одно и то же. Пока это у сородичей наших в голове не уляжется, дорога им — в Дом Дедов. Не тужи, Вечка. Они еще придут к нам, и поклонятся, и попросят защиты.
— Вправду так думаешь? — пытливо глядя на вождя, спросил подросток.
— Так и будет, — подтвердил Учай. — Ты, главное, мне верь. Мне о том сам Шкай сказал. Помнишь, как в небе громыхнуло? Слова те все слышали, да не все поняли.
— Хорошо, — кивнул Вечка, утирая слезы. — Пусть только его воля исполнился поскорее!
— Поскорее так поскорее. Буди братьев. Пора начинать.
* * *
Учай вынырнул из реки и запрыгал на месте, чтобы согреться.
— Еще одного нашел! — объявил он, перекрикивая шум водопада. — Раки его объели, зато коряг рядом нет — тащить будет легко!
На берегу уже лежало несколько доспехов, боевых поясов, кинжалов. Были и луки, но все эти дни пролежавшие в воде и потому непригодные. Распухшие, обглоданные раками тела арьяльцев были сложены в стороне, заставляя юношей то и дело озираться, будто ожидая, что мертвецы вдруг поднимутся и учинят расправу с грабителями.
— Схоронить бы их надо, — буркнул здоровяк Каргай.
Отец его был из тех, кто погиб в погоне за арьяльцами, и он считал месть своим священным долгом. Но мертвые, да как должно не упокоенные, — дело другое. Они уже не люди — они слуги Маны, грозного бога смерти, и его ужасной матери Калмы.
— Это еще для чего? — презрительно глянув на тела врагов, спросил Учай. — Они небось к отцу на тризну идти не пожелали.
— Вот ты плетешь невесть что! — поддакнул Кежа. — Разве ты знаешь, как арьяльцев нужно хоронить? В воду кинем, и довольно. Пусть их там раки доедают.
— А ну как ночью полезут за схищенным добром? — мрачно спросил Каргай. — И скорлупы заберут, и нас утянут к Мане.
— Говорят, у бабки Калмы зубы железные и руки в десять локтей, — испуганно добавил Вечка.
— Ты давай оттирай песком скорлупу, а не болтай! — сердито приказал Учай. — Ты что, дите малое — бабки Калмы бояться? Утащат, утащат… С чего бы им нас за Кромку тащить? Разве это мы их убили? Нет, не мы.
— А если встанут? — не отставал Каргай.
— Тогда отойдем от них задом наперед, так что даже если они и встанут, то враз со следа собьются.
— А как по лесу бродить начнут?
— Нам-то что с того? Пусть себе бродят. Мы добычу заберем и уйдем. Лучшее себе оставим, прочее снесем в Ладьву на торжище…
— Если в Ладьву, то нас там могут узнать и сразу спросят, где мы их взяли, — заметил Кежа.
Учай кивнул:
— Ты прав. Самим сгодится — для новых побратимов. А на торжище все же идти надо. Там всякий люд бывает, из разных мест едут. Если где искать людей для войска, то там…
Он осекся на полуслове и замер, стиснув в руках бронзовый панцирь. Раздался громкий всплеск, и из воды показалась голова. Мощные руки вцепились в камень у берега, и речной обитатель, глотая воздух, полез на сушу.
— А-а-а! Мертвец лезет! — заорал Вечка и бросился наутек.
За ним припустили и остальные побратимы, спотыкаясь и крича в ужасе. Только раздетый донага Учай остался на месте, не в силах отвести взгляд от упыря. Он бы и рад был убежать, да окаменел от страха. Даже в сгущающихся сумерках он узнал силача Джериша, первейшего из телохранителей царевича Аюра. Тот наконец вылез, встал во весь рост и уставился на сына Толмая, отплевываясь и вытряхивая воду из ушей.
— На, на! Все забирай, только меня не трогай! — завопил Учай и бросил грудную пластину доспеха под ноги мертвеца.
Бронзовая «скорлупа» ударила того по пальцам, и предводитель Жезлоносцев Полудня взвыл от боли:
— Ты что творишь, змеево отродье?!
Учай вгляделся в могучего воина и изумленно спросил:
— Ты что, жив?!
— Я-то жив, а вот ты сейчас будешь мертв!
— Постой, постой! — Учай выставил перед собой руки. — Без нас тебе отсюда не выбраться!
— Ты что, меня дурачить вздумал? — Разъяренный Джериш схватил его за горло и приподнял над землей.
— Погоди! Выслушай меня! — хрипел Учай. — Ты успеешь меня убить, когда захочешь…
— И то верно. — Джериш с негодованием швырнул грабителя на землю. — Говори, но
