Золотой венец над крутыми склонами ледника.
…И пустота.
Ничто.
Полное отсутствие мысли.
– Империя приветствует вас, – объявил Ксерий, изо всех сил старавшийся, чтобы его голос звучал благожелательно. Он обвел взглядом Великие Имена Людей Бивня, задержавшись на миг на скюльвенде, что стоял рядом с Келлхусом. И улыбнулся.
– Ах, да, – сказал он, – наше самое экстраординарное пополнение. Скюльвенд. Мне говорили, что ты – вождь утемотов. Так ли это, скюльвенд?
– Это так, – ответил Найюр.
Император взвесил этот ответ. Келлхус видел, что ему сейчас не до тонкостей джнана.
– У меня тоже есть свой скюльвенд, – сказал он.
Он выпростал руку из-под замысловато расшитых рукавов и поднял цепь, лежащую у его ног. Император яростно дернул цепь, и скорчившийся рядом со скамьей Ксуннурит поднял голову, выставив на всеобщее обозрение слепое лицо сломленного человека. Его нагое тело напоминало скелет – видно было, что пленника морили голодом, – и конечности были словно бы подвешены под разными углами, но все торчали внутрь, как бы норовя спрятаться от мира. Длинные полосы свазондов на предплечьях теперь, казалось, служили скорее мерой его собственных костей, нежели кровавого прошлого.
– Скажи мне, – спросил император, явно ободренный своей мелкой жестокостью, – а этот из какого племени?
Найюр, по всей видимости, остался невозмутим.
– Этот был из аккунихоров.
– «Был», говоришь? Он, видно, для тебя все равно что покойник?
– Нет. Не покойник. Он для меня ничто.
Император снова улыбнулся, как будто его порадовала эта маленькая загадка, подходящее отдохновение от более важных дел. Однако Келлхус видел его коварный замысел, видел уверенность, что сейчас он всем покажет, какой этот дикарь невежественный глупец.
– Потому, что мы его сломили? Да? – уточнил император.
– Сломили? Кого?
Икурей Ксерий слегка растерялся.
– Да вот его, этого пса. Ксуннурита, короля племен. Вашего короля…
Найюр пожал плечами, словно озадаченный назойливостью ребенка-фантазера.
– Что вы сломили? Ничто.
Кое-кто засмеялся.
Император насупился и скис. Келлхус видел, что на передний план среди его мыслей выступила оценка умственных способностей Найюра. Ксерий лихорадочно переоценивал ситуацию, разрабатывал новую стратегию.
«Он привык оправляться после грубых ошибок и вести себя как ни в чем не бывало», – подумал Келлхус.
– Да, конечно, – сказал Ксерий. – Видимо, сломить одного человека – это ничто. Одного человека сломить проще простого. Но сломить целый народ… Это уже нечто, не правда ли?
Найюр не ответил. Лицо императора сделалось торжествующим. И он продолжал:
– Вот мой племянник, Конфас, сломил целый народ. Быть может, ты о нем слышал. Он называл себя Народом Войны.
И снова Найюр ничего не ответил. Однако взгляд его сделался убийственным.
– Твой народ, скюльвенд. Он был сломлен при Кийуте. Я хотел бы знать, был ли ты при Кийуте?
– Я при Кийуте был, – проскрежетал Найюр.
– И ты был сломлен? Молчание.
– Был ли ты сломлен?
Теперь все глаза обратились на скюльвенда.
– Я… – он замялся, подбирая подходящее выражение на шейском, – я при Кийуте получил урок.
– Ах, вот как! – воскликнул император. – Ну да, еще бы! Конфас – наставник весьма суровый. И какой же урок он тебе преподал, а?
– Это Конфас был моим уроком.
– Конфас? – переспросил император. – Ты уж прости, скюльвенд, но я тебя не понимаю.
Найюр продолжал, неторопливо и взвешенно:
– При Кийуте я научился тому, чему научился Конфас. Он – полководец, воспитанный на многих битвах. У галеотов он научился тому, как эффективен строй хорошо обученных копейщиков против конной лавы. У кианцев он научился тому, как расступиться перед неприятелем, заманить его в ловушку ложным бегством и выгодно приберечь свою конницу в засаде. А у скюльвендов он научился тому, как важно правильно выбрать «гобокзой», «момент», внимательно наблюдая за врагами и нанеся удар именно в тот миг, как они пошатнулись. При Кийуте я научился тому, – закончил он, переведя свой ледяной взгляд на Конфаса, – что война – это интеллект.
На лице императорского племянника отчетливо читался шок, и Келлхус поразился эффекту прозвучавших слов. Но сейчас происходило слишком многое, чтобы он мог сосредоточиться на этой проблеме. Воздух звенел от напряжения, вызванного поединком императора и варвара.
На этот раз уже император ничего не ответил.
Келлхус понял, зачем Ксерий затеял этот разговор. Императору нужно показать, что скюльвенд глуп и невежествен. Ксерий сделал свой договор ценой Икурея Конфаса. И, как и любой торговец, он мог оправдать эту цену, лишь очернив товар конкурентов.
– Довольно этой болтовни! – воскликнул Коифус Саубон. – Великие Имена наслушались достаточно…
– Не Великим Именам это решать! – отрезал император.
– И не Икурею Ксерию! – ответил Пройас. Его глаза горели энтузиазмом.
Седой Готьелк воскликнул:
– Готиан! Что говорит шрайя? Что думает о договоре нашего императора Майтанет?
– Рано, рано еще! – прошипел император. – Мы еще не успели как следует проверить этого человека – этого язычника!
Но остальные тоже вскричали:
– Готиан!
– Ну, а что скажете вы, вы сами. Готиан? – воскликнул император. – Согласны ли вы на то, чтобы язычник вел вас против язычников? Не постигнет ли вас кара, как Священное воинство простецов на равнине Менгедда? Сколько там полегло? Сколько попало в плен из-за опрометчивости Кальмемуниса?
– Поведут Великие Имена! – вскричал Пройас. – Скюльвенд будет лишь нашим советником…
– Еще того лучше! – возопил император. – Армия с десятком военачальников? Когда вы потерпите поражение – а вы потерпите поражение, ибо вам неведомо коварство кианцев, – к кому вы обратитесь за помощью? К скюльвенду? В час нужды? О безумнейшее из безумий! Да ведь тогда это будет уже Священная война язычников! Сейен милостивый, да ведь это же скюльвенд! – воскликнул он жалобно, словно обращаясь к обезумевшей возлюбленной. – Или для вас, глупцов, это пустой звук? Да ведь это же истинная язва на лике земном! Само его имя есть богохульство! Мерзость перед Господом!
– Это вы говорите нам о богохульстве? – воскликнул в ответ Пройас. – Вы собираетесь наставлять в благочестии тех, кто жертвует самой своей жизнью ради Бивня? А как насчет ваших собственных беззаконий, а, Икурей? Кто, как не вы, стремится сделать Священную войну своим собственным орудием?
