Неожиданно меня схватили когтистые лапы. Кто-то с натугой летя против ветра вытягивал меня из воронки. Выяснять кто это времени не было. Собрав остатки силы, я запустил в провал взрывное заклинание. Оно вспыхнуло в проходе и разрушило его.
Нас отбросило ударной волной. Лертаг уронил меня и улетел куда-то в туман. Одной смерти я избежал, но радоваться было рано.
Вокруг меня все рушилось. Провал в Инферно закрылся, но пространство вокруг оставалось слишком тонким, и рядом было чересчур много Хаоса.
Рыжий туман пульсировал и расширялся. Камни, земля, тела погибших и остатки пристройки медленно растворялись в нем. Ждать помощи было некогда.
Вокруг было много силы, но я сейчас был как кувшин с пробитым дном. Много ли им можно набрать воды? Вот и я не мог зачерпнуть нужного для заклинания количества силы.
Закрыв глаза, я представил себе нужный образ и направил в него силу, превратив себя самого в её источник. Я вообразил, что в моих руках арфа, нарисовал в своем сознании её точную копию и начал на ней играть.
Наигрывая на невидимой арфе беззвучную мелодию, я пел для мира Песнь весны. Неслышимая ни для кого музыка взлетала к небу и будила землю и воздух. Все вокруг двигалось в такт музыке.
По ткани мира опять пробегала дрожь. Но на этот раз она не разрушала, а наоборот лечила раны.
Я играл на беззвучной арфе, как не играл никогда в жизни, вкладывая в музыку всю жизнь. Вокруг меня наступила весна. Тянулись к небу молодые ростки, распускали первые цветы.
Магия творения. Чистая изначальная магия, которую можно применять лишь раз в жизни. В таком заклинании нет слов или плетений, только чувства и фантазия.
Я не мог остановиться, даже если бы захотел. Песня не отпускала меня пока, я не доиграл её до конца. Закончив, я без сил упал на траву…
Ледяная пустошь
Вокруг была лишь засыпанная снегом равнина. Ни гор, ни холмов, ни леса — ничего. Только снег и воющий ледяной ветер. Я ждал огненного шторма Инферно, а оказался посреди зимней бури.
— Что ж, — хладнокровно сказал я непонятно кому. — Ледяная пустыня так ледяная пустыня.
Идти куда-то не было ни малейшего смысла. Я просто сел в снег и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на обжигающий ледяной ветер.
Я был абсолютно беспомощен, не чувствовал ни воздуха вокруг себя ни магии как таковой. Не знаю, сколько я сидел в снегу. Время в том месте не имело значения…
Когда я открыл глаза, то увидел перед собой сотни призрачных фигур с ненавистью смотрящих на меня. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, кто пришел навестить меня…
Тени ходили вокруг меня и стонали в унисон завываниям ветра. Многие накидывались на меня и от их касаний, меня до костей пробирало жутким могильным холодом и болью. Практически все, из тех кого я убил, пришли проведать меня…
Я быстро узнал, что такое нестерпимый холод, голод и боль. Но сильней всего меня терзало даже не то, что эта пытка будет вечной, а одиночество и запоздалый стыд. Я вспоминал каждый миг своей жизни и мучился от того, что никогда не увижу друзей. Их ждет посмертие, а меня вечная пытка в ледяной бездне…
Сколько я провел там часов, дней или лет — я не знаю. Время в этом месте не имело значения…
Очнувшись, я почувствовал тепло, запах жаренного мяса и услышал треск костра.
— Просыпайся, — с легкой насмешкой сказали мне.
Голос был мне знаком. Я открыл глаза и сел. Прямо передо мной сидел Радеш, точно такой же, как в тот день, когда я убил его.
— Что? — с ироничной усмешкой спросил он. — Не ожидал увидеть меня здесь?
— Да, не ожидал, — честно признал я. — Ты заслужил лучшую участь. Это для меня тут в самый раз.
— Ты не меняешься, — вздохнул он и снял с огня сковороду с мясом. — Тебе, уж извини, не предлагаю.
Меня мучили жуткий голод и жажда, но я не сказал ни слова. Мы сидели в пещере по разные стороны от костра. Радеш на скамейке, а я на охапке гнилой соломы.
— Так что скажешь, Маэл?
— Мне нечего тебе сказать.
— А за что ты убил меня? Для меня это было… неожиданно. Я считал тебя другом.
Я опустил голову. А что я мог сказать? Что был идиотом? Что совершил ошибку и потом раскаялся? Что можно сказать человеку, которого убил по столь дурацкой причине как политическая необходимость?
— Валерий Итар мертв, — глухо сказал я. — Я хотел лично его убить, но меня опередили его хозяева.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Да.
Я с тоской посмотрел на выход из пещеры. Снаружи бушевала метель, а здесь было тепло и уютно. Но не заслужил я, ни тепла, ни уюта.
— Спасибо за гостеприимство, но я пожалуй не буду им злоупотреблять, — я встал и пошел к выходу.
— И куда ты?
Я не ответил.
— Эх, было бы на что, я поспорил бы на то, что ты именно так и поступишь, — вздохнул Радеш. — Маэл, знал бы ты, как всех вокруг раздражает твое вечное самобичевание? Тебя даже судить не получается, ты сам себя осудишь сильнее всех других.
— А как мне себя не судить?! Знаешь, почему я тебя застрелил? Потому что мне просто было лень искать другое решение!
— И что дальше? Я ведь тоже хорош был. Знаешь почему, я тогда отказался тебя выслушать? Только из-за гордости. Я хотел утереть тебе нос, раскрыть преступление и посадить сенатора. Ни о чем другом я и слышать не хотел.
— Ты был прав. Арестуй ты тогда Валерия Итара, стольких бы жертв можно было избежать.
— Да кто бы мне дал его арестовать? Не ты так другие убили бы меня на следующий день. Я ведь был настолько умен, что лично спрятал все доказательства так, что их до сих пор никто так и не нашел!
— И все равно. Не кто-то другой, а именно я тебя убил.
— Убил…
— Если бы я только перед тобой был виноват.
— Все мы перед кем-нибудь виноваты, — пожал плечами Радеш. — И с этим ничего не поделаешь. Но нет ничего глупее, чем жить, постоянно переживая о своих ошибках. Их надо исправлять или искупать, и жить дальше, а не сокрушаться о них!
— А как я могу исправить убийство человека?! Как я могу вернуть жизнь, которую сам же и забрал?!!
— Никак. Но, ты думаешь, что мне будет легче от того, что ты умрешь? Наоборот. Пока ты жив, Маэл, ты делаешь то, что должен! Спотыкаясь, ошибаясь и ломая дрова, так что щепки во все стороны летят, но делаешь! И мне тут немного легче от того, что кто-то еще думает о стране и людях.
Я слушал его, опустив голову.
— Ты много ошибок сделал, спору нет. Но самой большой твоей ошибкой будет остановиться и все бросить. Пошли! Я хотел бы с тобой еще поговорить, но времени больше нет!
