Обернувшись лицом к северу, на противоположной стороне колеи Пол увидел старика. Тот сидел неподвижно, и кривая усмешка играла на его лице. Эбботт все глядел, и человек, казалось, произнес что-то. Его губы изогнулись, сменив ухмылку на гримасу; в ней чудились непонятные вопросы и клятвы. Затем старик потер щеку культей левой руки, с которой свисала тонкая грязная струя бинтов, развевающаяся на горячем ветру.
— Эй! — крикнул Эбботт через дорогу. — Где все? Старик хихикнул и кивнул, сплюнув на землю около себя. Даже отсюда было видно, что слюна ярко-черного цвета.
Мужчина держал в правой руке что-то похожее на крохотные хлебные палочки. Стараясь увидеть яснее, Эбботт прикрыл глаза ладонью от сияния вечернего солнца и понял, что на самом деле это пальцы левой руки. Словно прочитав мысли Пола, старик кивнул и протянул вверх свою ужасающую коллекцию, будто предлагая вытащить соломинку. Короткая всегда проигрывает. Он проворчат еще что-то, хихикнул, снова сплюнул и, стиснув обрубки в кулаке, прижал его к животу свободной, двупальцевой лапой.
— Твою мать, — прошептал Эбботт.
Ветер унес его слова к рельсам, в пересохший овраг рядом с ними, где раньше, похоже, текла вода, но теперь лежала пыль и грязь.
Старик подтянул колени к животу и обхватил их руками. Его взгляд опалял пространство. Эбботт не понял, на что конкретно смотрит этот человек, но повернул голову в ту же сторону.
Ветер, дувший вдоль неглубокого оврага, слегка посвежел, словно вспомнив о воде, некогда струившейся там. Воздух стал прохладнее — всего на несколько градусов, но это было очень заметно. Эбботт поглядел на старика и увидел, как тот весь устремился вперед, вытянув руки вдоль истощенного тела, словно позируя для какого-то художника.
Старик что-то пробормотал и покачал головой, подняв руку и приглаживая на голове пряди жестких волос. Вроде он сказал "дождь", хотя Пол и не верил, что похолодание предвещало нечто большее, чем просто временный скачок температуры и возможность таких же вывертов в будущем. Он взглянул вверх, на мраморное небо, и представил, как капли дождя падают ему на лицо. Это походило на какое-то старое воспоминание, как будто он испытывал нечто подобное в прошлой жизни.
Старик снова забормотал, в этот раз еще более взволнованно.
Может, он сказал "боль"? Эбботт только сейчас понял, что лицо калеки застыло мученической маской агонии. Возможно, он страдал еще от потери пальца или ступни, которая — пригляделся Пол — сейчас была вывернута перпендикулярно лодыжке, хотя вроде совсем недавно они составляли единое целое.
Но нет — похоже, оба варианта оказались неверны. Человек подполз ближе, тревожно всматриваясь в даль. Ветер стал холоднее, значительно холоднее. Эбботт подошел к краю платформы, мимоходом взглянув на дохлых крыс, разбросанных вокруг, после чего обратил внимание на иссушенные равнины, простирающиеся во все стороны от Мадригала, словно мостовые ада.
Старик буркнул что-то в третий раз, а Полу в лицо неожиданно ударил сильный порыв ветра.
— Поезд! — крикнул он. Вот о чем говорил калека: приближался поезд. Эбботт не знал, откуда тот идет и куда направляется, не знал даже, кто его ведет. Впрочем, это и не имело значения. Единственное, что было по-настоящему важно, — это прибытие поезда сюда, в Мадригал.
Эбботт смотрел, как далеко-далеко на горизонте — там, где встречаются небо и земля, изобретая новые, непредставимые видения, желая потешить и обмануть людей, в жарком мареве появляется нечто. Расплывчатый призрак, маячащий словно в морском тумане, прославленный галеон с фальшбортом и рострой, мачтами и парусами, такелажем и доской для обреченных пленников, — вот только это не корабль бороздил моря, поскрипывая бортами под напором волн. на горизонте появился механический монстр света и дыма, стекла и металла. Паровоз, тянущий за собой целый состав. В глаза бросались выпуклые бока последнего вагона. Над рельсами с каждой стороны нависали сложенные стрекозиные крылья, играющие в лучах солнца.
Открыв рот в каком-то подобии удивления, Эбботт взглянул на старика. Тот радостно закивал, а потом указал на широкую колею, отделяющую его от Пола. Калека затрясся от смеха, чуть ли не сложившись пополам, и вновь принялся ожесточенно жестикулировать, тыча рукой в сторону поезда и вниз.
Эбботт нахмурился и посмотрел в колею, ища глазами причину веселья старика Но там ничего не было, — по крайней мере, он ничего не увидел.
— Что? — Пол старался перекричать звук рвущегося из трубы пара и вращающихся поршней, скорбный механический стон, принесенный ветром, летящим вдоль оврага. — Чего тебе так смешно?
Старик откинулся назад, раскрыв рот от смеха, которого Эбботт не слышал. Потом яростно ткнул забинтованной культей в колею и повел рукой влево — в сторону налетающего поезда.
Закричал паровозный свисток. Его голос был переполнен болью и разочарованием — а может, злобой? А затем донесся звук столкновения, громового удара, пронзительного визга, как будто гигантские пальцы с силой провели мелом но чудовищно огромной пишущей доске. Раздался взрыв, и Эбботт рванулся вперед.
Взглянув через колею, он увидел, как старик пытается встать на ноги, а затем снова перевел взгляд на поезд.
Все пространство теперь заполняли огненные языки вперемешку с клубами дыма. Последний вагон состава закачался и врезался в бетонные заграждения складского двора, где, наверное, когда-то останавливались грузовики, перевозившие овощи или оборудование в поселки и города за много миль отсюда.
Последний вагон столкнулся с маленькой бензозаправкой, потом с тем, что некогда было складом для отправки грузов. Его тащило, бешено мотало, он срывал с рельсов и увлекал за собой остальные вагоны; Эбботт насчитал целых семь штук. Один — пассажирский, находящийся в середине состава, — толкал перед собой старую, уже пылающую машину. На глазах Пола та врезалась в здание, на секунду замерла, а затем отлетела. Вагон мощным ударом снес стену и бешено качнулся назад к рельсам. Автомобиль, несколько раз перевернувшись в воздухе, упал с другой стороны от железнодорожного пути.
Состав сошел с рельсов!
Эбботт посмотрел вниз, на пути, и неожиданно все понял. Две линии металла кое-где были на месте, затем вдруг шли криво, а в некоторых местах просто отсутствовали.
Пол проследил за рельсами и увидел, что в одной секции их положили крест-накрест, словно металлическую доску для игры в крестики-нолики, в другой — они торчали из неровной земли, как древки знамен покинувшей поле боя армии, флаги которой забрали или похоронили вместе с солдатами.