Ознакомительная версия.
– Младший сын второго Рамиро.
– Тот, что сгинул в Мон-Нуар?
– В Мон-Нуар… Или в Гальтаре…
– В Гальтаре?!
– Я склоняюсь к этой мысли. Все синеглазые в нашем роду были малость не в себе – что упомянутый Родриго, что Алонсо, что ваш покорный слуга.
– А раньше? До Рамиро?
– До Рамиро герцогов Алва рисовали морисские художники, а они признают лишь две краски – белую и черную. В семейных хрониках я упоминаний о синих глазах не встречал. О зеленых, к слову сказать, тоже. К чему эти расспросы?
– Возможно, ни к чему. У Алва очень сильная кровь, как и у всех южан, но в вашем роду четырежды появлялись мужчины с глазами Октавии, а в роду северян Олларов только один, хотя должно быть наоборот.
– Один? – Алва задумчиво посмотрел на висящую на стене картину, окруженную витиеватой надписью «Создатель, защити Талиг и его короля».
– Ваше Высокопреосвященство, у Октавия Оллара глаза темно-голубые, пожалуй, при желании их можно назвать светло-синими, но на этом его сходство с единоутробным братом и кончается.
Алва был прав. Художник, изобразивший основателя олларианства вместе с сыновьями, не пожалел трудов. Франциск Оллар, отнюдь не блиставший красотой, превратился в истинного главу церкви – благообразного и благочестивого, а сыновья короля, родной и приемный, с успехом заменяли обязательных для эсператистских икон высших ангелов.
Рамиро Второй в сверкающих доспехах казался земным воплощением Стратега Небесного, а юный Октавий в белых одеждах наследника явно намекал на Милосердие. Художник, старательно исправляя недостатки, изо всех сил подчеркивал достоинства изображенных, к каковым, без сомнения, относились очи обоих принцев. Мастеру удалось поймать сапфировое пламя в глазах Рамиро, такое же полыхало во взгляде его отдаленного потомка, но не Октавия.
– Вы правы, Рокэ, – вздохнул кардинал, – Олларам вашего огня не досталось, за что мы теперь и расплачиваемся. Король должен быть королем, а не человеком, пусть даже хорошим. Тем более на грани эпох…
– «Создатель, защити Талиг и его короля», – Ворон то ли прочел вслух надпись над картиной, то ли… Нет, молиться он не станет. Никому и никогда.
– Рокэ, что с вами?
– Ничего, – маршал кривовато усмехнулся, – просто было бы неплохо, если б Создатель существовал на самом деле и иногда делал то, о чем его просят. Простите, Ваше Высокопреосвященство, мне нужно идти. Дел много, а времени мало. Не пейте слишком много шадди и не разводите слишком много манриков, а хлеб осенью будет.
Ответить Сильвестр не успел – Рокэ поклонился и стремительно вышел. Стукнула дверь, раздались быстрые шаги, так не похожие на шаги церковников, и все смолкло.
2
Один удар ножа, и стягивавшие ноги ремни упали на дно кареты.
– Выходите, – буркнул Хуан.
Почему его развязали? Это неспроста, работорговец не из тех, кто рискует, он должен быть уверен, что пленник не сбежит. Что ждет его снаружи? Стена? Собаки? Или что-то похуже?
– Выходите, – повторил кэналлиец. Дик собрал все свое мужество и вылез из кареты. Яркий свет ударил по отвыкшим от солнца глазам, и юноша не сразу понял, что они остановились на лесной поляне, посреди которой росло старое разлапистое дерево. Дик растерянно оглянулся на Хуана. Проклятый работорговец и бровью не повел – для него оруженосца герцога больше не существовало.
Зачем его вытащили из кареты посреди леса?! На краю прогалины у самых кустов стояла взмыленная лошадь. Их кто-то догнал? Да, именно так. Сторожей вместе с Хуаном было семь, а сейчас восемь. Гонец привез приказ? Чей? Ворона? Или эр все-таки умер и его свора решила расправиться с убийцей. Его повесят? Похоже… На проклятом дереве можно развесить десяток.
Юноша гордо вскинул голову, хотя по спине у него тек холодный пот. Неужели все это – небо, деревья, лошади в последний раз? Но умолять о пощаде он не будет, да и какая пощада может быть?! За эра кэналлийцы разорвут живьем самого Эсперадора. Когда Рокэ умер и как? Эр Август обещал, что от этого яда не мучаются…
Громко и радостно заржала лошадь. Сона! Откуда?! Святой Алан, зачем сюда привели Сону?!
Как его повесят? Как бириссцев или вверх ногами? Так Рокэ вешал насильников. Герцога Окделла прикончат, как отребье с Двора Висельников?!
– Мы у алатской границы, – Хуан никогда не страдал особой разговорчивостью, а сейчас и вовсе с трудом выдавливает слова, – вы едете в Крион.
В Крион? Почему в Крион? Он никогда там не был, а Агария… Агария – союзница Гайифы.
– Этот пакет вы вскроете по прибытии в Крион, – кэналлиец с явной неохотой протянул Дику зашитый в кожу плоский ящичек, – все указания там. Вам понадобятся деньги. В седельной сумке пятьсот таллов и кошелек с серебром. Мы доставим вас до пограничного поста, дальше вы отправитесь самостоятельно.
– А если я не поеду? – выпалил Дик.
– Если вы не покинете пределы Талига, то будете арестованы за покушение на Первого маршала и препровождены в Багерлее для дальнейшего дознания.
– Эр… Монсеньор жив?
Ответом его не удостоили. Стройный парень с лисьим лицом подвел оседланную Сону. Кобылица радостно заржала и потянулась к хозяину, рассчитывая на угощение, но у Дика ничего не было, кроме проклятого пакета.
– Залезайте, – Хуан не собирался ждать, – нечего мешкать.
Дик неловко взгромоздился на мориску – неделя со связанными ногами дала себя знать. Работорговец в свою очередь вскочил на коня и взял кобылу под уздцы; с ними отправилось еще четверо. Поляна с деревом, взмыленная лошадь, опустевшая карета остались позади. В голове Дика все спуталось. Он должен ехать через Алат в Агарию и там вскрыть шкатулку. Что в ней? Яд? Или приказ? Почему они молчат?
– Я хотел бы спросить…
– Все, что нужно, вам уже сказано, – отрезал кэналлиец. Дик сцепил зубы, но промолчал. Он был один, а кэналлийцев – пятеро, и они его ненавидят. На опушке отряд остановился, Хуан что-то вытащил и протянул Ричарду. Шпага!
– Наденьте, иначе таможенники не поймут. В седельных кобурах – пистолеты, но они не заряжены. И без глупостей.
Ричард промолчал, это был единственный способ сохранить остатки достоинства. Деревья расступились, показалась дорога, упиравшаяся в перегороженный воротами мост, блеснула вода. Как же называется пограничная речка? Он же знал, прекрасно знал. Хуан выпустил поводья, и Дик их подобрал, опасаясь окрика, но кэналлийцы молчали, видимо, подъехать к заставе он должен был самостоятельно.
Если послать Сону в галоп, можно уйти, Сона обойдет всех, кроме Моро! Глупости, его снимут первым же выстрелом, и потом, куда он побежит? В Багерлее? Выходит, делать то, что от него хотят? Другого выхода нет.
Ознакомительная версия.
