Последние слова он произносит, уже сидя в седле.
Коновязи у маленького домика нет, и Доррин привязывает Баслу к перилам по левую сторону крыльца.
На тесной кухне Мерга хлопочет у плиты, на которой в двух больших кастрюлях булькает вода. На столе стоит кувшин с настоем звездочника.
— Мерга, можешь растереть это как можно мельче и равномерно размешать? — спрашивает Доррин, наливая настой в чашку.
— Да, мастер Доррин.
Лидрал бежит в спальню, откуда доносятся приглушенные стоны Кадары. Доррин входит следом.
Рилла поднимает голову.
— Я сейчас вернусь, милая, — обращается целительница к Кадаре, одновременно подавая знак Лидрал. Та садится возле роженицы.
— Я с тобой, с тобой... — ласково говорит Кадаре Лидрал. Поманив Доррина за собой, целительница выходит в коридор и, плотно закрыв дверь, говорит:
— Я должна тебе сразу сказать... Ребенок очень крупный, а пуповина не крепкая.
— Ты хочешь, чтобы я посмотрел, что можно сделать?
— Нет, я послала за тобой, чтобы дать тебе возможность полюбоваться этим зрелищем! — раздраженно отвечает Рилла.
Доррин бочком протискивается в дверь и подходит к кровати.
— ...Брид... ты?
— Это я, Доррин. Я хочу помочь.
Легонько коснувшись пальцами напряженного живота, он дожидается очередных схваток.
— Доррин... больно... хуже, чем в Клете... Тьма, как больно!
Понимая, что Рилла права, он утирает лоб рукавом, жалея о том, что рядом нет его матушки. Но сожалениями делу не поможешь: ему приходится сосредоточиться на ребенке и попытке расширить канал, которым должен пройти плод.
Лидрал выходит в коридор, а Доррин неуклюже вытирает лоб о плечо: руки его на животе роженицы, все мысли — только о том, как помочь младенцу увидеть свет.
— Тужься! Тужься! — повелевает сама себе Кадара, стоны то и дело срываются с ее пересохших губ. Ее мокрые рыжие волосы облепили голову, словно боевой шлем.
— Ты справишься! — настойчиво твердит Рилла. — Тужься! Еще!.. Давай!
— Больно... Брид!.. О, Тьма, как больно!
Стон Кадары сливается с надсадным хрипом. Лидрал в дверях закусывает губу.
— Выходит... уже выходит! Тужься!
Доррин борется с тошнотой, подступившей к горлу, когда вместе с головкой младенца выходит темная кровь, но тут же спохватывается. Кадара слабеет — хаос может овладеть ею, затянуть в смертельную глубину.
А вот ребенок — Рилла видит это, еще не распутав пуповину, — родился крупным и здоровым.
— Ага... — приговаривает целительница, глядя то на малыша, то на Доррина. — Экий крепыш у нас... молодчина, Кадара. Ну-ка, потужься еще... давай!
Напрягшись, Кадара со стоном извергает послед.
— Рилла, не жалей звездочника. Мерга вскипятила воду, и я велел ей как следует растереть зелье.
— Снадобье жгучее... но заживляет отменно.
— Надо обмывать настоем каждый день, пока не поправится.
Старая целительница кивает.
Доррин отступает от постели, но перед этим касается лба молодой матери.
— Тебе надо отдохнуть...
— Ты... за Брида... спасибо! — шепчет измученная Кадара. Веки ее опускаются, но она противится этому, глядя во все глаза на красновато-фиолетового младенца.
— Какой красивый...
Лидрал, стоя у порога, улыбается.
Когда сон все-таки одолевает Кадару, Доррин касается ее руки, подкрепляя изнуренное тело силой гармонии.
— С ней теперь все будет в порядке, — заверяет его Рилла. — Можешь отправляться на свой корабль.
Доррин с облегчением направляется к выходу.
— Тьма с тобой... — шепчет Кадара.
Юноша оборачивается, но роженица уже спит. Бок о бок с Лидрал они выходит на крыльцо. Внизу, в гавани, виден «Черный Молот». Пары уже разведены, и в ясное зимнее небо поднимается струйка дыма.
— Спасибо! — говорит Лидрал, взяв его за руку.
— За что?
— За то, что ты умеешь ждать. За то, что ставишь жизнь выше разрушения. За то, что ты — это ты.
Она обнимает его, и их губы сливаются в поцелуе.
— И за последнюю ночь.
Глаза ее все еще красны.
— Тебе тревожно?
Лидрал кивает.
— Кадара права, у нас нет в запасе вечности. Лерс...
— Лерс?
— Лерс — так Брид просил назвать малыша. А ты не знал? Лерс — все, что осталось у нее от человека, которого она так любила.
— И ты боишься за меня?
— Доррин... До сих пор тебе удавалось уцелеть, но из чего следует, что твоя удача будет продолжаться вечно? И уверен ли ты, что, даже оставшись в живых, сохранишь зрение? И разум! Я помню, каким вывезла тебя из Клета... Кадара этого не знает, но ты был в куда худшем состоянии, чем она.
— Ты преувеличиваешь.
— Доррин, я люблю тебя и хочу, чтобы ты вернулся. Но беда в том, что порой наши желания не имеют никакого значения. Иногда... когда ты борешься с демонами внутри себя, бывает трудно понять... — она умолкает, прижимаясь к нему. — Я тоже кое-чего от тебя хочу.
Он сжимает ее в объятиях, и струящиеся по их щекам слезы смешиваются.
Снизу, из гавани, разносясь эхом по склону, доносится звук парового гудка.
— Тебе пора.
Гудок звучит снова. Доррин видит над водами залива белые треугольники. Паруса Белого флота.
Последний раз припав к губам Лидрал, он отвязывает поводья, садится в седло и, уже на скаку, утирает рукавом слезы. Пальцы его непроизвольно тянутся к черному посоху. Бой еще не начался, но в висках уже знакомо пульсирует боль.
Направляясь вниз, Доррин проезжает мимо полудюжины зданий. Все они сложены из твердого черного камня. Большая часть домов подведена под черные черепичные крыши. С одной из них, незавершенной, машет рукой кровельщик, и Доррин отвечает на приветствие. Воздух у пристани прохладен и чист, хотя к запаху моря примешивается дымок горящего угля.
На фоне темной воды залива яркими пятнами выделяются невероятной белизны паруса.
Отдав поводья одному из Тиреловых молодцов и оглянувшись — Лидрал наверняка смотрит ему вслед — он с посохом в руках взбегает по сходням.
— Сколько их?
— Более двух десятков, — отвечает Кил. Молодой моряк приказывает убрать сходни и отдать швартовы. — Так говорит Селвара, однако сам он считает, что точное число назвать невозможно. На борту примерно половины судов находятся маги, а они умеют маскировать корабли. Обычным зрением видно только семь или восемь, но кильватерных струй гораздо больше.
Доррин спешит к машинному отделению, где застает возле топки Тирела и Стила.
— Ступай на мостик, — говорит Доррин Тирелу, — пары ты развел, а дальше здесь обойдутся и без тебя.
Капитан поднимается на палубу, а Кил спускается вниз, к брату.