…
Фшшшш-ш-ш! Маневровый мураш-паровозик окутался паром, с лязгом прянул назад из тупика и быстро набирая скорость побежал на станцию. А в кишке отстойника остались горелые, курящиеся скелеты вагонов с уцелевшими колесными парами. Вешка поморщилась — загородили обзор вдоль насыпи.
Рядом смолкла лопата — шагах в десяти седой поджарый дружинник, торчащий по пояс из недокопанной ячейки, замер, оперся на стертый руками черенок. Красные, ошпаренные солнцем уши почти прижались к голове, кисти заострились костяшками, шея и мокрая спина в белой рубашке-кроенке очень знакомо задеревенели. Потянуло окрикнуть, поторопить… Взгляд Весны соскользнул на аккуратно срезанный дерн и почти сформированный бруствер. «Кадровый». Промолчала. Вздохнула — ждать за других было мучительно.
Торопились все. Дружинники, скупо перебрасываясь словами, окапывались. Блестя голыми торсами, яростно рубили землю лопатами двое зенитчиков — готовили ровик для БК. Остальные натягивали маск-сеть, превращая позицию в обычную для сортировочной кучу неизвестно чего. Енч с экипажем громоздили лапы ветвей на самоходку. Вешка дернула губой — после промаха с накопителем Ивков накрутил обоих подчиненных, и работа теперь ладилась на загляденье… Зазвучала лопата соседа-дружинника. Злее, резче.
«Успеть. Только бы успеть…»
Потянуло глянуть на часы закрепленные на сумке, но пересилила себя, уткнулась в топосхему, ловя ушами едва слышное и разом оглушающее «тик-тик»… На станции лязгало и звенело железо о железо, рычали моторы, паровозным гудкам отзывались горны, свистки и голоса. Там тоже торопились. Подгонял с полуночи глухой рокот канонады.
Не удержалась, перевела взгляд, прикипела к быстрой стрелке. Тик-тик-тик…
— Все… — вместе с возгласом мехвода, внутри самоходки что-то загремело, — Тащи эту ветошь отсюда. От искры полыхнет…
Заряжающий промолчал, и Земелов буркнул еще что-то. Опять загремело.
— Убирай, убирай к лешему!..
Вешка опять скривилась. Прикусила губу. Вспомнилась манера Плещева налаживать отношения.
— Радек, — позвала вполголоса.
Молчание в ответ, только лязг с водительского места.
Сунулась под маскирующие ветки к люку, заглянула в душную, жаркую полутьму.
— Радек.
Он поднял на нее лоснящееся потом лицо. Откликнулся сухо:
— Я…
В башне затих, застыл Помник — в люк мехвода виднелись его неподвижные ноги.
— Лучше выскажи, не копи обиду. Вот-вот в бой пойдем… — сказала и, словно, освободилась от частички груза.
Ответа не дождалась. Вернулась к тетради. Мысли так и текли несколькими потоками, но маеты стало меньше. Зато, почему-то вспомнилось рассуждение бабушки про словообразование, осуждение отказа от господских слов после Перестройки, от закатных заимствований, от тех же воинских званий… «А технические термины остались»…
Мехвод вылез через минуту. Кинул на броню шлемофон. Встал рядом, сунув руки в карманы. Из башни высунулась голова Мушкова.
— Ты зачем мальца с ракетницей отправила? — руки Земелова сами выскочили из карманов, одна уперлась в борт, другая в бок. — Он же в пекло полезет… — пятерня ворвалась в мокрые волосы.
«Командиром тебя надо. Засиделся…»
Переждала молчание, поглядывая вдоль насыпи. Вагоны еще дымились. Один явно был когда-то пассажирским.
— Все сказал?..
Радек оскалился.
— Еще бы добавил, но будет не по делу.
Весна заметила шагающего вверх по улице зама. Навострил ухо «кадровый» сосед-доброволец. «Командиром был… Сколько ему? Около сорока… В Смуту? Командирская выправка?..»
— Куда бы ты его дел с началом боя? — прямо встретила взгляд мехвода.
Радек замялся. С башни хмыкнул Помник… Подсказала:
— Он, просто, не подчинится приказу, если главное в нем будет спастись…
Земелов стиснул кулаки. Кивнул.
— Я поставила такую задачу, ради исполнения которой надо выжить… Понял?
Понял, все понял. Раньше ее пояснения.
— Да, командир… Извини.
Прямой взгляд. Недолгий, но появилось в нем что-то, от чего Вешка первой отвернулась.
— Чего пялишься? — Помнику досталось уже с задоринкой, — Давай сюда мусор.
— Дурак ты, Радя…
— Поговори у меня еще.
Вздохнула и, пропуская мимо слуха перепалку, повернулась к подходящему Краснову. Тот кивнул на невысказанный вопрос:
— Успеваем. В ячейках уже сидеть можно, а кое-кто и глубже закопался.
— …
— Запасные пулеметам тоже почти готовы.
С плеч упало еще чуток…
Веселин ловко скинул ремень винтовки с плеча, перехватил оружие за цевье и, смахнув пыль с затвора, бережно прислонил к гусеницам. Заглянул в тетрадь. Из-под бровей пытливо заглянул в глаза.
— Успеваем, — улыбнулся, уютно шевельнув усами. Вешка вдруг испытала острый приступ раздражения, захотелось оскалиться, прижать уши, как тот сосед-дружинник… И Краснов почуял это — профессиональный «воспитатель человеков», шевельнул бровью, каким-то естественным движением опять принял винтовку в левую руку и оперся локтем правой на надгусеничную полку. Капельки пота блеснули на загорелом костистом лбу. — Что, товарищ командир?
«И вот что ответить ему? Перечислить то, что не успели и не успеем, потому что нет у меня и у них дней, недель подготовки?..»
Осталось отвести взгляд и опять вздохнуть. Только кулак на тетради сжался невольно.
Он понял. Может, не то то, что она не высказала. То, что сам додумал.
— Большего не сделать… — поскреб напряженную переносицу коричневым пальцем, глянул на руку, хмыкнул, — ну жарень. Пока здесь живу, ни разу такого лета не было.
Опять посмотрел на нее. И под этим взглядом Весна прикусила многострадальную губу.
— На нас танки выйдут, — прошептала-выдохнула. — Танки… Понимаете? Вы умеете их жечь?
— А вы на что? — Веселин ласково погладил теплую сталь.
— …Нельзя только на нас надеяться. Нельзя… — взмолилась. И оборвала себя под серьезным, требовательным прищуром союзовца. Проглотила продолжение, отвернулась, машинально просквозила взглядом по далекой опушке, низине под насыпью, зацепилась за мокрую спину дружинника, углубившегося уже по грудь.
— … Я Перестройку встретил в басилейской армии. Призвали из рабочего поселка зеленым недороском, — тихо проговорил Веселин. Хмыкнул, — И ведь… успел первого своего заделать. Ни о чем кроме Красы своей не думал, разве грамоту выучил кое-как. На фронте это и спасло. Учится начал. Воевать учиться. Руковдства читал, офицерский журнал взводный давал… Хороший человек был, — вздохнул. — Не только себе читал. Всему взводу. Через то и человек из ТрудСоюза меня нашел…
Дружинник все копал и копал, зло рубил землю под собой и выбрасывал ее наружу. А ветерок легонько шевелил травинки торчащием между откатившимися комьями.
— Потом всю Смуту провоевал. Следом банды гонял сначала на Горщине, а потом… Помотался, вобщем… И всегда учился. И нынче научусь. Все научимся.
Вешка усмехнулась. Закрыла глаза.
— Такая учеба кровью выйдет… «Уставы кровью пишутся», — это мне в училище твердили. Папа тоже. «Техника безопасности жизнями оплачена», — мама говорила. Мы эти уставы не только читали, мы их практикой закрепляли… — Повернулась к внимательно слушающему Краснову. — Учения, учения. Потом понимаешь как, чувствуешь когда, знаешь где…
— Да-а… Эта учеба нам много стоить будет… — кивнул он. — Прости, дочка, другой не будет.
— Знаю, — горько улыбнулась она. И кивнула в сторону скрытого каменным домом лекпункта, — Это дочка ваша?
— Да, — со вздохом ответил Веселин. — Два сына по стране разлетелись. Младшая тоже собиралась поступать, да не успела… Ты почему сказала им с лекпункта не высовывать? У нас лекари раненых с поля собирали…
— Папа мне тоже рассказывал. Он тогда и маму встретил, на поле. Она из дома сбежала, лексестрой стала… Сейчас не так…
— Ну раз не так, — хмыкнул Веселин. — Знал я одну лекарку Броневу под Ак-Сулаем шесть лет назад.
Вешка коротко хватнула воздух.
— Похожа ты на нее…
