Они не больше собак, их клыки желты от трупной гнили, им даже не позволяют питаться свежей добычей. И, тем не менее, они бесстрашно рычат, скаля достойное оружие, в глазах их нет ни грамма страха, только бешенный хищный свет. Как бы я хотел сказать то же самое о себе, но страх липкой жижей облепил мое лицо и спину. Крупные градины пота, скатившись по спине, упали на траву. Это послужило сигналом к атаке. Серая и черная молнии сорвались со своих мест. Первому нападавшему, в его раскрытую пасть, готовую к укусу, я вонзил клинок, тот пронзил тушу и я погрузил оружие по самую гарду. Второй решил атаковать не мое горло, а ноги, ему я просто срубил голову.
— А-а-аууу! — вожак признал меня, сейчас начнется настоящая битва.
На поляну вышли остальные охотники. Крупные самцы, много больше, чем немецкие овчарки, а страх делает их еще крупнее. И среди них — огромный, серый вожак. Альфа-самец, предводитель своих охотников. Скинув с клинка убитую тушу, я наблюдал за тем, как волки запугивали меня, рыча и скалясь. Глупцы, если бы не человеческая воля, я бы уже давно поседел от страха. Но вместе со страхом, появилось какое-то новое ощущение. Такого я еще не испытывал. Это было какое-то разжигающее, сладостное чувство. Оно походило на чувство предвкушения, или скорее на покерный азарт. Не знаю… Оно было новым, а у меня не было времени для скрупулезного анализа.
Еще три молнии рванули ко мне. Один, с белым пятном на морде, повторил участь серого предшественника. С неотвратимостью выпущенного арбалетного болта, он бросился мне на глотку. Ему я рассек пасть, а когда тот падал, то легкий серебряный росчерк, пришедшийся ему на горло, заставил в воздухе сиять алым, красную капель. Второй бросился мне на грудь, его я нанизал на старшую саблю, как свежее мясо на шампур. Но третьему я сделать ничего не смог, и он вцепился мне в ногу. Зашипев от боли, я пробил саблей ему черепушку. Столкнув непострадавшей ногой со старшей сабли агонизирующую тушу, я приготовился.
Прежде спокойный альфа зарычал. Он в гневе. Я смог убить пятерых его охотников. Нет, меня не будут жрать. Если сомкнуться челюсти на глотке, меня будут рвать на части пока на полянке не останется лишь кровавое пятно. Я лишь крепче вжался в дерево. Если то была битва, то сейчас будет охота. И волки не заставили себя ждать, рыча, они всем скопом ринулись в атаку, и лишь вожак стал ходить по кругу, наблюдая за схваткой. Быть может, будь я в другом состоянии, смог бы колдануть чего-нибудь. Но сейчас, когда я даже поток энергии контролировать не в состоянии, это будет просто самоубийственный шаг. Но не время склонять "бы", драка в самом разгаре.
Я резал и бил. Вот я отсек кому-то лапу, что бы обратным движением рассечь морду. Вот другой вцепился мне в руку, его я истыкал саблей, как иголка швейной машинки, строчит материю. Другой когтями изодрал мне пострадавшую ногу, его горячо пылающий правый глаз остудила моя сталь. Каждый взмах моих рук убивал одного из волков. А каждый из их бросков, оставлял на мне кровоточащие раны. Боль застилала взор, страх набирал силы. И был момент, когда он уже почти одолел меня, но это неведомое мне доселе чувство, скомкало страх будто тот был испорченным листом бумаги. И это самое чувство, какая-то дикая смесь азарта, горячки боя и наслаждения битвой, подступило ко мне ближе, и так же вступило в схватку с волками.
Черный хищник нацелился мне в глотку, но встретил лишь скрещенные клинки. Тело его упало, голова покатилась дальше. На поляне было девять волчьих трупов. На мне же не было места, откуда не текла бы кровь. Вновь зарычал вожак и, оглянувшись, я понял — мы остались один на один. Тот медленно кружил предо мной, выбирая момент для атаки. Я же все так же стоял, прислонившись спиной к дереву. Сабли казались мне многотонными, а ноги, даже захоти я, никогда бы не сошли с этого места. Они уже давно пустили корни и прочно вросли в землю Наконец он прыгнул. Стремителен и быстр был тот бросок. Глаза его сверкали золотым огнем, клыки были размером с ладонь. Все его мощное, хищное тело, олицетворяло собой силу и стремление убивать. Серая молния расчертила пространство. Он не думал, не сомневался, не искал свой путь, он просто дрался и в драке находил наивысшее наслаждение. Но как бы он ни был быстр, я был быстрее. Как бы он ни был смел, я был смелее. Как бы он ни был безумен, но я был сумасшедшее любого юродивого. И как бы ни были длинны, остры и опасны его клыки, сколько бы жертв они не подрали, но мои клыки-сабли были длиннее, острее, опаснее и много больше жертв они отправили в мешок седого жнеца. Мы упали. Ноги подвели меня, и я не выдержал натиска. Какое-то время мертвое тело билось, жажда жизни вожака была велика, и он отказывался отправляться на поля вечной охота, оставляя жертву дышать. Но с двумя саблями в теле долго не живут. Вскоре его лапы замерли, пасть издала последний рык, а сердце замерло. В ту ночь я засыпал под теплым меховым одеялом, уходя в страну снов с чувством наслаждения и покоя.
Лиамия спустилась с дерева и с недоверием взглянула на поляну. С высоты, она могла видеть лишь вспышки клинков, отражающих лунный свет. Да слышать рычание зверей. И все же ей, сидевшей на ветке, был страшно как никогда и сейчас она в растерянности оглядывалась, ожидая что этого смерд и хам выпрыгнет откуда-нибудь и в своей обычной манере начнет ей грубить. Но время шло, а мужчина так и не появлялся. Тогда девушка, не понимая зачем, решила сама найти его. Она некоторое время бродила вокруг, пока не замерла от ужаса, коленки её задрожали. Телохранитель лежал под огромным, ненормально большим серым волком. Страх одиночества и осознание того факта что в одиночку шансов на выживание у неё почти нет, заставили девушку приблизитесь. С трудом она оттолкнула тушу волка и прислонила ухо к груди мужчины.
— Тук-тук-тук, — доносилось до её слуха.
Лиамия поразилась тому, как спокойно стучит его сердце. Будто и не было страшной битвы, а спутник просто прилег отдохнуть. И в этот момент луна выглянула из-за тучи и бросила свет своих лучей на тело мужчины. Лиамия охнула, даже в лечебнице сестры, где она частенько бывала, девушка не видела кого-то, кто был бы столь изранен. Вскоре девушка успокоилась.
— Долги всегда надо возвращать, — пробурчала она и сняла платье. Низ его был изрезан и уже бы не пригодился. Так что девушка сняла сорочку, и отрезал подол. Вернув ополовиненное платье на место, девушка тут же взялась за нож. Вскоре на поляну легли ровные полоски. Не то, что те, нарезанные этим невежей.
Лиамия смутно знала о травах, растущих в этих местах, но все же смогла найти нужные. Из стрелки, которую она свистнула у телохранителя дня два назад, он смастерила врачебную иголку. А одну из полосок пустила на нитки. Что ж, пора браться за дело.
