— Ты — разбойник, захваченный на месте преступления. На твоих руках — кровь невинных людей. Согласно Уложению, тебя следует повесить на первом попавшемся суку в назидание тем, кто решит пойти по твоим стопам…
— А я хочу, чтобы меня… эта-а-а… судили! — затараторил тать. — В Королевском эта-а-а… суде!! Как Фахрима!!!
— Ничем не могу помочь… — пожал плечами Утерс. — Ты — не главарь разбойничьей шайки. И не его помощник. Так что смерть в петле — это именно то, что ты заслужил…
— А он?
— А он умрет на лобном месте Атерна…
— Я… э-э-э… не хочу умирать…
— Те, кого вы грабили и убивали, тоже не хотели… — прошипел граф Олмар. — Так что все по справедливости…
— Справедливости? О какой справедливости вы говорите? — зарычал седой здоровяк, стоящий на коленях перед Бродягой Оттом. — Вот я когда-то был свободным землевладельцем… Был… До тех пор, пока мог кормить семью со своей земли…
— А что, твоя земля перестала родить? — хмуро поинтересовался Законник.
— Нет. Земля у меня отличная… Только вот после оплаты налогов от заработанного оставались одни долги… — криво усмехнулся здоровяк. — А у меня — жена и дети, которых надо кормить каждый день…
— У тебя так много детей? — съязвила графиня Лотилия.
— Двое, ваша милость… И едят они не в три глотки…
— Согласно законам Элиреи, суммарный налог, взимаемый со свободных землевладельцев, не может превышать одной трети от получаемого ими дохода… — пожал плечами граф Утерс. — Климат в баронстве Квайст весьма располагает к земледелию. Так что, при должном усердии, у тебя должно было оставаться достаточно средств для того, чтобы прокормить и жену, и десяток детей…
— Трети полученного дохода? — На губах бывшего землевладельца заиграла кривая улыбка. — Ваша светлость, да если бы с меня брали даже половину, я бы в жизни не вышел на большую дорогу!
— А сколько тебе приходилось отдавать?
— Восемь монет из десяти, ваша светлость…
— Мытарям барона Квайста? — недоверчиво уточнил граф Утерс.
— Знаете, как называют его милость в народе? — вместо ответа поинтересовался здоровяк.
Аурон кивнул:
— Слышал…
— Ну так вот, последние лет восемь всеми делами в лене заправляет не Размазня, а его жена. Так что мытари не его, а ее. Их так и называют: псы Сучки Квайст…
— Отец!!! — перепуганно взвыл еще один из разбойников.
Здоровяк и глазом не повел:
— Так что, по справедливости, вешать надо ее…
— Ты мог подать челобитную королю…
— Челобитные рассматриваются месяцами… — угрюмо пробормотал здоровяк. — А кормить семью надо каждый день…
— Насколько я знаю, баронесса Майянка начала поднимать налоги постепенно. Так что у тебя было достаточно времени, чтобы дождаться решения его величества Вильфорда Бервера… — буркнул граф Олмар.
— Да, но все равно виновата о… — начал было разбойник. И, увидев, как Аурон Утерс посмотрел на де Миллза, заткнулся на полуслове.
— Так это правда?
Вместо графа Олмара ответила его жена:
— Да, граф. Наши соседи… как бы так помягче выразиться, давно потеряли меру…
Законник свел брови у переносицы, перевел взгляд на здоровяка и угрюмо произнес:
— Что ж. Это несколько меняет дело… Впрочем, на них — своя вина, а на вас — своя… Вы вышли на большую дорогу, значит, умрете, как тати. В петле…
— Я не боюсь смерти, ваша светлость… — пожал плечами здоровяк. — Просто мне смешно: вы наказываете не тех, кто виноват, а тех, кто был вынужден выйти на большую дорогу… Не завтра — так послезавтра их место займут другие…
— Не займут! — В голосе Законника прозвенела сталь. — Я тебе обещаю… А еще обещаю, что те квайстцы, которые не вышли на большую дорогу, смогут зарабатывать на жизнь честным трудом…
— Колючка! Колючка, ты спишь?
Услышав хриплый голос Коэлина и мерный стук кремня о кресало, я открыла глаза, посмотрела в окно и мысленно взвыла: Застежка, самая яркая звезда Потерянного Ожерелья, все еще висела над крышей Южного крыла. А, значит, до рассвета было еще ой как далеко…
— Колючка! Ты спишь? — снова повторил брат. И, не дождавшись ответа, похлопал меня по плечу.
Поняв, что поспать мне не удастся, я перевернулась на спину, подтянула одеяло к подбородку и елейным голоском пролепетала:
— Нет, ваше высочество! Как вы могли подумать? Ну, какой может быть сон за три часа до рассвета?
— Никакого… — зажигая очередной светильник, раздраженно буркнул брат. — Скажи, как ты можешь спать в полной темноте?
— Приблизительно так же, как и при свете… — съязвила я. — Главное, чтобы не мешали…
— Мне нужна твоя помощь… — пропустив мимо ушей очередную колкость, заявил он. — И чем быстрее — тем лучше…
— Рассказывай… — вздохнула я, почувствовав, что он все равно не отвяжется.
Закончив зажигать свечи на прикроватном столике, Коэлин неторопливо подошел к подоконнику и, забравшись на него с ногами, хмуро уставился в темноту:
— Мне кажется, что отец приказал мессиру Угтаку[27] сделать все, чтобы моя рана заживала как можно дольше…
— Зачем это ему? — искренне удивилась я.
— Думаю, что ему надоели мои дуэли… — фыркнул брат. — Заставить меня не драться он не в состоянии. А вот замедлить мое выздоровление — легко…
Я подложила под голову подушку, устроилась поудобнее и поинтересовалась:
— А что, рана все еще кровит?
— Нет… Но я до сих пор не могу нормально работать правой рукой! — он взмахнул воображаемым мечом и поморщился от боли. — Любое неловкое движение — и вот тут, в животе, словно что-то рвется…
— Может, ты слишком торопишься? — начала было я. И тут же замолчала, увидев, как перекосилось лицо брата.
— Тороплюсь? После той дуэли прошел почти год! Год — а я все еще слаб, как двухнедельный телок…
— Рана была очень серьезной… — вздохнула я. — Никто не верил, что ты выкарабкаешься…
— А я — выкарабкался! Всем назло… — злорадно хмыкнул он. А потом помрачнел: — Только вот выздороветь никак не могу. В общем, мне надо, чтобы ты расспросила Угтака. Желательно прямо сейчас…
— Ты куда-то торопишься?
— Да… Мне надо успеть встать на ноги, пока равсары еще во дворце…
— Кто? Равсары? — удивилась я.
— Ну, ты в своем Кошмаре совсем оторвалась от жизни… — посмотрев на меня, как на юродивую, буркнул брат. — Отец побратался с Равсарским Туром, одним из самых удачливых военных вождей горцев за последние лет пятьдесят…
