— Деревья! — Тамара внимательно посмотрела на мальчика. — Какие деревья?
— Ну, маленькие сосны и ивы, все, что можно перевезти. На другом конце города бульдозерами расчищают землю для шоссе. Он мне показывал. И еще он сажает желуди. — Крок улыбнулся. — Конечно, он говорит, что они будут расти долго…
— Да, дубы, — кивнула Тамара. — Старый дуб обладает большой силой. Но он должен сажать и ясень, и бузину. Бузина — самый надежный щит против тьмы… А ваша бабушка? — Она посмотрела Джуди и говорила теперь резко. — Она тоже сажает растения?
— Да, наверно. У нее много трав, должно быть, откуда-то с огорода.
— Ага, сажает. Тогда и ты должна. Чтобы добро было сильным и могло прогнать зло. Я дам тебе полезные растения: базилик, мальву, боярышник, чемерицу…
— Но сейчас мы не можем сажать… там, — заговорила Холли. Она теперь даже не знает, где амбар. — Сейчас холодно, осень. Они не вырастут.
Тамара посмотрела ей в глаза и долго удерживала взгляд. Холли хотела опустить глаза, отвернуться, но она обнаружила, что не может. И снова на лице Тамары появилось странное выражение: она будто смотрела не на девочку, а сквозь нее. Это была такая необычная мысль, что Холли испугалась, ей захотелось убежать из этого старого дома, вернуться через лабиринт к безопасности.
Тамара снова медленно кивнула.
— Значит, есть выход отсюда… — Теперь — Холли была в этом уверена она разговаривала с собой, а не с ними. — Время извивается и поворачивает, виток на виток, как змея в логове. — Должно быть, она цитировала какое-то древнее высказывание. Но вот этот странный, сквозь Холли, взгляд исчез. — Ну, вы получите семена и корни… Есть способы… спросите добрую бабушку. Мудрая женщина знает. А теперь садитесь и ешьте. Немного: кукурузная лепешка с медом и сидр.
Дети сели за стол и попробовали рассыпчатые круглые хлебцы, которые Тамара щедро помазала медом. Разлила питье из большого кувшина в маленькие кружки и стояла, с улыбкой глядя на них.
— А что вы еще делаете, кроме розовых бус? — спросила Джуди.
— Что я делаю? О, половины дня не хватит, чтобы рассказать! — Тамара рассмеялась. — Целительные порошки и мази, и еще такие маленькие штуки, которые делают пищу вкусной. Тасси-масси, которые парень дает своей девушке…
— Тасси-масси? — прервала Джуди. — Какое странное слово.
— Это подарок. Каждый цветок и листок, они имеют значение для понимающих, а еще запах цветов. Берут девять видов трав, веточек или листьев и крепко связывают. Нужно продумать, что ты хочешь этим сообщить. Парень оставляет утром на крыльце, и, если девушке понравится, она носит его на своем платке. Но есть такие, которым это не нравится. Они говорят, что это только для лентяев и слабоумных.
Тамара неожиданно вздохнула.
— Да, тех, кто ищет темные мысли и тяжелые пути, нетрудно найти. Они осуждают даже солнце: слишком ярко светит. И не верят, что в свете и смехе есть добро. И…
— Лавандовая синева, дилли, дилли!
Лавандовая зелень…
Песня, которую пела Тамара, но голос мужской и доносится снаружи. Тамара на несколько мгновений застыла. Холли показалось, что она испугалась или во всяком случае встревожилась. Потом она как будто подготовилась к какому-то трудному испытанию. Холли помнила: так выглядела мама, когда показывала их дом людям, которые собирались его снять.
Тамара посмотрела на детей и поднесла палец к губам. Они поняли и кивнули. А она быстро пошла к выходу.
Холли встала со скамьи. Она не знала, кто там снаружи, но решила узнать. Когда она проходила мимо Джуди, та попыталась схватить ее за рукав. Но Холли увернулась и подошла к окну; здесь она могла заглянуть поверх подоконника.
Теперь Тамара уже вышла из дома. А по дорожке травяного огорода к ней шел человек — молодой мужчина.
На нем были кожаные брюки до колен, чулки и туфли с большими пряжками. Рубашка белая, рукава собраны складками и стянуты на запястье, широкий открытый воротник. Волосы длинные, до плеч. Волосы черные, а лицо загорелое. В руках у него пучок листьев, перевязанных травой. Он улыбается, но улыбка исчезла, когда он увидел Тамару.
— Доброе утро, госпожа Тамара.
— Доброе утро, мастер Элкинс. — Голос Тамары звучал неприветливо, и она не улыбалась. Он тоже больше не улыбался. Продолжал заглядывать через плечо Тамары, как будто надеялся увидеть кого-то еще.
— Мастер Элкинс, ты хорошо знаешь, что между нами не может быть ни дружбы, ни вражды. Неужели принесешь несчастье тому, кто никогда не желал тебе зла?
— Неужели мужчина приносит несчастье, если приходит с дружбой, госпожа? У меня с собой… — Он возился с листами.
— Ты приносишь несчастье самим своим вниманием, мастер Элкинс. Не нужно свидетельствовать у чужих дверей…
Теперь он рассердился, лицо его покраснело, черные брови сдвинулись.
— Ложь! Я не свидетельствую.
— Скажи это мастеру Димсдейлу, который объявил, что его Пэйшенс готовит постельное белье.
— Отец может обещать от моего имени, но я этого не сделаю! — взорвался он.
— Ты хорошо знаешь закон. Непокорный сын должен бояться веревки на шее. Мне все равно, какие неприятности ты причинишь себе…
— Ты слишком много болтаешь, госпожа. И понятно почему. К тебе никто не сватается, и ты не хочешь…
— Я никому не позволю говорить о колдовстве — моем и моих близких, — резко прервала она его. — И если ты желаешь добра, то не приведешь по своему следу зла.
— Колдовство! — Он сделал шаг назад.
— Да! Мудрой женщине всегда есть чего бояться. Многие готовы сказать, что ты околдован. Подумай об этом, Сет Элкинс! Хорошо подумай!
Продолжая хмуриться, он бросил свой пакет, так что тот упал возле нее.
— Сплетни болтливых женщин!
— Вполне возможно, если будет по-твоему. Оставь этот дом в покое…
— Сет!
Услышав свое имя, человек быстро повернулся. Показалась еще одна женщина, но не из травяного огорода, а из-за дома. Она стояла, переводя взгляд с Тамары на Сета и обратно, и улыбалась. Но Холли почувствовала холодок на спине: не хотела бы она встретить такую улыбку.
Одета она была так же, как Тамара, только юбки из более дорого материала, передник ослепительно белый, а чепец и воротник оторочены кружевами. Лицо у нее узкое, с поджатым неодобряюще ртом и длинным острым носом, а волосы, убранные под чепец, песочно-рыжие. Ресницы и брови такие светлые, что их как будто совсем нет, а глаза маленькие и злые. Холли с первого взгляда возненавидела ее.
— Доброе утро, Гуди, — обратилась она к Тамаре. — Вижу, ты занята. Зайду позже.
— Лучшего времени не будет, госпожа Пэйшенс. — Тамара казалась спокойной, и голос ее звучал ровно. — Мастеру Элкинсу пора идти по своим делам.
