И в конце этой ночи так решил Родовит: нет, Калину нельзя отпускать, и в дозоре он нужен, и лес теснить скоро. А Удал пусть хотя бы себе самому князем будет. Хочет ехать с Кащеем один — путь ему и дорога!
Было это невиданно, чтоб степняка допустили к разговору князя с богами. А только сам этого Родовит пожелал. Ходил между священных камней и Кащея водил за собой. Потому что он у богов сегодня для Кащея удачи просил. Камню каждому кланялся: помоги Кащею, Дажьбог! и ты, Мокошь! и ты Стрибог, помоги, пошли ему попутного ветра! И мальчишке упрямую шею рукой гнул. Не хотел Кащей признавать чужих, нестепняцких богов. А только увидел на камне Симаргла, и сам на колени упал. Воин воина видит издалека, так Родовит про это решил. И рядом с ним на колени встал: и ты, Симаргл, береги в пути маленького этого храбреца.
Чуть поодаль, возле Перунова дуба, Ягда стояла. С Кащея глаз не сводила. Тут же и Лада с Мамушкой были, тоже с Кащеем проститься пришли. Стояли, переговаривались негромко: столько дней пути впереди, а прокормит ли степь? Но на том сошлись, что хороший Удал охотник, лучшего во всем Селище нет. А вот и сам он на сивом своем коне подскакал. Второго, кряжистого, Кащеева, рядом вел, за повод держал. Прищурился на коне Удал:
— А что это там степняшка? Наших богов поганит?
— Этот не испоганит, — Мамушка за Кащея вступилась.
А Ягда сказала:
— Удал! А если ты не найдешь степняков?!
— Как не найду?! — и нарочно, чтоб удаль свою показать, коня на дыбы поднял. — До Закатной речки доеду! Под землю пойду! Да я за свою Веснуху!
— А я — за Кащея! Смотри мне! — строго сказала девочка, оглянулась, Кащей по-прежнему перед Симаргловым камнем стоял, и вдруг сорвалась, побежала — только пятки сверкали — в Селище.
И когда Кащей с колен поднялся, когда он увидел, что это за Ягдой дорога пылит, у него от обиды слезы сверкнули. А все-таки он решил не спешить, когда шел от священных камней, и возле коня он тоже немного помедлил, и вскочив на него, снова в сторону Селища посмотрел. Нет, не пылила уже пустая дорога.
В знак прощания Родовит и Мамушка с Ладой подняли обе руки. Шесть ладоней вслед Кащею смотрели. Шесть не восемь. И когда они Сныпять с Удалом пересекли и Кащей опять оглянулся — шесть, не восемь ладоней прощально высились ему вслед. А потом и эти шесть опустились. А потом и Селище под зелень крыш своих травяных и деревьев ушло, как и не было его вовсе.
Ягда неслась по Селищу на буланом отцовом коне. Утя чуть с яблони не свалился, когда увидел такое. И старый гончар Дар — он как раз в это время горшку горло узил — увидел девочку на коне и горлышко набекрень повернул.
Лада, Мамушка и Родовит тем временем от священных камней возвращались. Уже половину пути до дома княжеского прошли… Смотрят, Ягда на них несется.
Закричал Родовит:
— Стой, Ягода! Ты куда?
— Меня зовут Ягда! — и проскакала мимо.
— Чтоб до Перуновых столбов и обратно! — и посохом для острастки ей вслед потряс.
В молчании прошли немного, только кузницу миновали — а Мамушка от новой уже печали руками всплеснула. Дым над княжеским домом стоял. Не иначе, погреб горел, в который Жар под замок был посажен после распри своей с быком.
— А-у-у! — заголосила. — Ведь ребеночек там! — и первой к дому рванулась.
Следом Лада бежала. За ними тяжело шагал Родовит. Потому и последним пришел на свой задний двор. Корень, случившийся неподалеку, вместе с Ладой и Мамушкой уже вытащили обгоревшего Жара, уже уложили его на траву. И теперь с примочками хлопотали. А Мамушка еще и вздыхала:
— Никак нельзя ему среди дерева жить. Он только попереживает немного, так сразу огонь из него!
И Корень тоже с чувством сказал:
— Хорошо бы домик ему из железа. А лучше еще из камня сложить! Он ведь опора наша, разве не так, князь-отец? Он перед богами теперь наш первый заступник!
Удивился этим словам Родовит:
— Все ли люди так говорят?
Корень выпалил:
— Все! Отчего же не все? Если боги его не убили за то, что он в земли мертвых спускался! Вот как боги им дорожат! — и чтоб делом слова свои подкрепить, до земли змеенышу поклонился.
Поразили эти слова Родовита. А только в новый миг еще большее удивление всех, кто был на заднем дворе, ожидало. Лишь сейчас бездыханный, вдруг забился, задергался Жар и стал выползать из зеленоватой своей, чешуйчатой кожи. Голый, липкий весь выполз. По траве покатался и на ноги встал. Зевнул во всю пасть, потянулся и кожу, которая вместе с одежкой снялась, стал ногами за спину отбрасывать. Охнула Мамушка:
— Надо же! Он еще на полголовы подрос!
А Лада сказала со вздохом:
— Ему всё на пользу!
— Прикройте его! — крикнул женщинам Родовит. — Как-никак человек, не зверь! — и к дому пошел. И в перила крыльца лбом уперся. И повторил сам себе: «Как-никак человек». И подумал: а если обидится Жар на эти его слова? Да что же ему теперь малолетнего сына боятся? И про ножик вдруг вспомнил, не про отцов, не про Богумилов, — нет, упаси Перун, часто тот нож вспоминать! — про другой, который Удал у Кащея отнял. И так захотелось вдруг князю в руках его подержать, его красотой успокоиться, затейливыми золотыми животными на его рукояти глаза и пальцы потешить. И взошел Родовит на крыльцо, и долго в том сундуке искал, в котором у него и другое оружие, в битвах добытые, сохранялось. А только не было в нем Кащеева ножика, как ни смотрел. Ягода, не иначе, вот сейчас его, вместе с буланым конем забрала. Не девчонка — огонь! И снова про Жара с тоскою подумал.
А все-таки были Лихо и Коловул близнецами, в одной утробе носила их мать. И хоть жестоко бывало они дрались, а раны вместе себе заживляли. Вот и теперь сидели они тени в огромных камней — люди их Перуновыми столбами прозвали — и сначала лизал Коловул свои раны, а после и Лиховы языком шершавым лечил. А она его в благодарность то по загривку белому гладила, то за ушами чесала. Хоть и скрывал, а любил эти нежности Коловул. И потихоньку урчал, и даже руку ей, будто случайно, нет-нет, да полизывал.
От Сныпяти приближались к камням Удал, Ягда, Кащей. От смущения, а может, и от печали всю дорогу дети ехали молча.
— Всё, прощайтесь! — сказал Удал. — Ягде обратно пора!
А девочка только вздернула подбородок:
— Кащей, это — Перуновы столбы! Когда тот, чье имя вымолвить разом не хватит сил, прогонял Велеса с неба, он эти камни бросал ему вслед! И самым большим, вон тем, левым, в ногу ему угодил! С тех пор Велес хромой! Удал! Пожалуйста, поскачи немного без нас! — и остановила коня.
