Наступала ночь огня и террора.
Измена. Святотатство.
Амнор, лорд-правитель Корамвиса, Советник покойного Повелителя Гроз, навлек на себя немилость богов. Он привез в город ведьму из Степей, чьи злые чары погубили Редона, и сделал из нее свою шлюху. Это его ублюдок, а не законный наследник Повелителя Гроз, вырос в ее греховном теле.
Все было продумано безукоризненно. Нелепая гордыня дорфарианской черни, считающей себя, даже в пучине нищеты и бесправия, произошедшей от богов, раздулась до болезненных высот. На улицах стояли вопли, требовавшие убить Ашне’е, вогнать кол в ее лоно, и примерно то же самое происходило и под воротами дворца Амнора, ибо толпа вообразила себя обманутой и получила право на отмщение.
Отряд солдат, шагавший во главе толпы, вломился во Дворец Мира, звеня обутыми в латные сапоги ногами по гулким коридорам. Двое из них подошли к комнате, где лежала девушка, и слегка нерешительно шагнули внутрь. Ведь она же была колдуньей, она могла обратиться в анкиру, попробуй они прикоснуться к ней. Болтали, будто бы она сожрала собственного ребенка.
Но она лежала совершенно неподвижно. Казалось, что огонь факела просветил ее насквозь, как будто она была сделана из алебастра.
Она их опередила.
Но солдаты все же вынесли наружу тело и показали его народу. На площади Голубок неумело, но с энтузиазмом сложили погребальный костер. Люди радостно выволокли из дворца мебель и одежду, швыряя ее на костер. Ухмыляющийся булочник втащил белое тело Ашне’е на самую вершину и бросил его поверх кучи. Поднесли факелы. В светлеющее небо взметнулся темный столб дыма.
Неистовствующая толпа взломала винные лавки и надралась. Когда обугленные подпорки погребального костра рухнули, она бросилась ко дворцу Амнора и принялась швырять горящие головни через стены во двор обманщика.
— Мой господин, — закричал слуга, — деревья у стены уже горят. Скоро займутся ворота. Как только они сгорят, этот сброд хлынет внутрь, и стража не сможет их удержать.
— Мою колесницу уже приготовили?
— Да, лорд Амнор.
Слуга поспешно зашагал перед своим господином, провожая его во двор. Рассветный воздух уже был пропитан едким дымом и запахом горелого дерева. Из-за стен доносился рев разъяренной толпы.
Амнор, никем не сопровождаемый, вспрыгнул на колесницу и схватил поводья. Его охватило угрюмое удовлетворение при мысли о том, что он смог так решительно и бесповоротно отказаться от всей своей власти и богатства, оставив его пламени и алчности дорфарианской черни.
— Ии-йя! — крикнул Амнор своей упряжке и погнал ее по аллее, обрамленной тлеющими деревьями прямо к воротам. Его стражники бросились врассыпную, и невольники распахнули перед ним тяжелые створки.
Огонь факелов, дым и толпа, тяжелый смрад и впечатление единого существа с тысячей вопящих глоток и рвущих рук. Он нырнул в нее на своей бешено несущейся колеснице, и передние ряды повалились и распростерлись перед ним, пронзительно крича. На миг показалось, что колесница вот-вот перевернется или хотя бы застрянет в месиве упавшей человеческой плоти, но быстроногие нервные животные, храпящие и перепуганные пожаром, понеслись вперед, увлекая за собой повозку, а Амнор направо и налево заработал ножом, нанося удары куда попало.
На него прыгнул какой-то человек, выкрикивая ругательства, но Амнор, стремительно полуобернувшись, перерезал его громогласное горло и отшвырнул его прочь. Отрубленная рука, зацепившись, повисла на бортике, пока неровная поступь скакунов не стряхнула ее. Женщины визгливо выкрикивали проклятия и вопили от боли.
В лицо ему ударил свежий ветер, и толпа осталась позади. Некоторые побежали за ним, тявкая, точно собаки, но он только погонял своих скакунов, и преследователи скоро отстали. Колесница была забрызгана кровью и его руки тоже.
Внизу неслась белая дорога, сады и здания мелькали мимо, точно уносимые обжигающим ветром. Он оглянулся. Над горизонтом занималось зарево; должно быть, его уютные комнаты уже попали во власть жадного пламени.
Колесница прогрохотала по широкому юному мосту, и под ним, точно мутное вино, в первых лучах солнца блеснули воды Окриса.
Его преследовала одна из черных дворцовых колесниц.
Возница, человек в ливрее королевы, поднес руку к губам и закричал, приказывая ему остановиться. Амнор вытянул своих скакунов поперек спин хлыстом и увидел, как из-под их копыт полетели искры. Из-за поворота прямо на него вылетела еще одна черная колесница.
«Она достойная соперница», — подумал он, наливаясь свинцовым гневом, но повернул свою упряжку и обошел колесницу противника справа. Ее ось застряла в спицах его колеса, повозка накренилась и вывалила свое содержимое на землю. «Но не вполне, миледи, — подумал он, — не вполне».
Город стремительно уходил назад, а по обеим сторонам, точно соты, тянулись холмы. Одна черная колесница все еще преследовала его.
«Мне следовало быть готовым к этому», — упрекнул он себя.
Между растрескавшимися скалами внезапно жемчужно блеснула вода — это озеро Иброн плескалось далеко внизу.
Перед глазами у него мгновенно встала пещера. Ему ничего не оставалось, кроме как отыскать ее сейчас.
«Что я могу предложить тебе, Анак, чтобы убедить тебя открыть мне свои тайные тропы? — промелькнула у него в мозгу горькая ирония. — Свою висскую душу?»
Дорога резко вильнула. Их приближение спугнуло большую птицу, и хлопанье ее крыльев заставило скакунов шарахнуться в сторону. Колеса наткнулись на камни и взлетели в воздух. Амнор ощутил, как колесница под ним накренилась, небо и земля стремительно понеслись друг на друга, а потом осталось одно лишь небо.
Черная колесница затормозила. Оттуда выскочили двое и подбежали к краю дороги, глядя сверху на сплющенные останки разлетевшейся колесницы и упряжку, застрявшую на острых зубцах обрыва.
— А где лорд-правитель? — спросил один из них другого.
— В озере. Его ждет та же участь.
— Это более легкая смерть, чем та, которую уготовила бы ему она.
Пронзительно выл ветер. Его обжигающий хлыст ударил Амнора, чуть прояснив сознание. Он кувырком несся к огромному зеркалу, которое должно было вот-вот поглотить его.
В последний миг одна мысль пронзила его — это смерть.
Амнор из последних сил сражался с непослушной плотью, пытаясь подчинить себе свое тело до того момента, когда оно расколет эту водную гладь. Он силился набрать в легкие побольше воздуха.
Он точно влетел в раскаленную добела печь. Его кости мгновенно растеклись, словно расплавленное золото. Негнущиеся пальцы пытались пробраться в каждое отверстие. Не было слышно ни звука.