— Несмотря на чувства, которые испытываешь к его родителям?
Герцог Калас пожал плечами.
— В характере Джилсепони, признаю, тоже есть привлекательные черты. Именно ее сильные стороны унаследовал Эйдриан. И разве ты сам не был ей другом?
— Я не испытывал особенно теплых чувств к этой женщине, — отозвался Брезерфорд. — Моя преданность без остатка принадлежала королю Данубу. Как, мне думалось, и твоя.
Дух Эйдриана с огромным интересом наблюдал, как герцог Калас выпрямился и расправил плечи.
— Я считаю, что именно Джилсепони виновна в смерти короля Дануба, — заявил он.
— И поэтому открываешь объятия ее сыну?
— Такова ирония судьбы, — вынужден был признать Калас. — Но одно с другим вполне совместимо. Кровь Джилсепони дает Эйдриану право претендовать на престол, но…
— В обход принца Мидалиса? — прервал его герцог Брезерфорд.
Калас сердито посмотрел на него.
— Тебе нужно быть осмотрительней в словах, друг мой. Эйдриан — король Хонсе-Бира, и вся мощь Урсала сосредоточена в его руках. Я молюсь, чтобы принц Мидалис понял и принял это.
— И принц Торренс тоже? — спросил Брезерфорд; чувствовалось, что все эти рассуждения не заставили упрямца изменить позицию.
От Эйдриана не ускользнуло, как при упоминании имени Торренса Пемблбери Калас слегка вздрогнул, но был уверен, что его собеседник ничего не заметил.
— Эйдриан король, — сказал герцог Калас. — Его поддерживают Бригада Непобедимых, армия Урсала и те наемники, которые приняли его как короля еще до того, как он занял трон. Этот человек, путем переговоров или войны, укрепит королевство и перестроит церковь Абеля…
— По-видимому, мечты о последнем и заставляют тебя столь рьяно поддерживать его, — прервал его Брезерфорд. — Надеешься, что война приведет к таким изменениям в церкви, которые соответствуют взглядам этого безумца Маркало Де'Уннеро? Или же плотоядный трепет у тебя вызывает мысль о расколе в церкви? В чем дело, мой старый друг? Возможно, король Эйдриан добивается ослабления церкви, стараясь свести к минимуму ее роль в делах государства. Ты этого хочешь?
Не отвечая, Калас облокотился на перила.
Вернувшись в свое тело, Эйдриан удовлетворенно улыбнулся.
Однорукий отец-настоятель абеликанской церкви сидел в кресле. Спину он держал прямо, седые волосы, как всегда, были аккуратно подстрижены и лежали волосок к волоску. Что же касается состояния его души… Никто из присутствующих — ни аббат Гленденхук из Сент-Гвендолин, ни Мачузо и другие магистры Санта-Мер-Абель, ни Виссенти Мальборо, привезший ошеломляющие новости из аббатства Сент-Прешес, — никогда не видел Фио Бурэя таким потрясенным.
Они находились в заново обустроенном зале для аудиенций в центральной башне огромного аббатства, окна которого выходили на залив Всех Святых. После того как одна из начальствующих сестер ордена стала королевой, главой светской власти, отец-настоятель Фио Бурэй, уверенный, что теперь влияние церкви сможет распространиться еще шире, решил, что ему нужно иметь в аббатстве нечто выдающееся. Место, где он мог бы принимать придворных и, возможно, даже самого короля Дануба. Поэтому перекрытия между тремя этажами над одним из больших помещений убрали, в результате чего получился один огромный зал высотой в добрых шестьдесят футов, с балконом, протянувшимся вдоль стены.
В зал можно было войти только из приемной, через огромные двери слева от кресла Фио Бурэя, прямо напротив которого находилось огромное панорамное окно с искусно выполненным витражом. Выложенная из кусочков розового и пурпурного, голубого и желтого стекла, на окне была изображена нетленная рука Эвелина Десбриса, простертая над поверхностью ставшей ему могилой горы Аида. Однорукий монах — надо полагать, сам Бурэй — с пустым рукавом, засунутым за пояс коричневой рясы, стоял на коленях, целуя выступившую на этой руке кровь.
Впервые войдя в зал, магистр Виссенти потрясенно распахнул глаза при виде этого зрелища. Его охватило смешанное чувство благоговения и возмущения, поскольку вся церковь знала, что Бурэй яростно спорил с тогдашним отцом-настоятелем абеликанского ордена Агронгерром, выступая против похода монахов к горе Аида и их причастности к завету Эвелина.
Виссенти тут же постарался выкинуть из головы эти мысли, напомнив себе, что сейчас для них неподходящее время. Это хорошо, понимал он, что отец-настоятель Бурэй теперь откровенно восхваляет дела Эвелина Десбриса, которого, как все надеялись, вскоре объявят святым. Учитывая новости из Урсала, церковь Абеля крайне нуждается в небесной поддержке.
Ни разу не прервав, отец-настоятель Бурэй выслушал повествование магистра Виссенти о перевороте, произошедшем в светской жизни Хонсе-Бира, а также о перевороте предстоящем, возможно даже более значительном, который вскоре, по-видимому, ожидает абеликанскую церковь.
После того как магистр закончил рассказ, в зале надолго воцарилось молчание.
— Имена заговорщиков известны доподлинно? — в конце концов осведомился Фио Бурэй. — Среди них действительно находятся аббат Олин и Маркало Де'Уннеро, тот самый Де'Уннеро, который служил при отце-настоятеле Маркворте? Тот самый, которого подчинил себе магический камень «тигриная лапа» и который был изгнан из Палмариса Джилсепони? Который во времена чумы возглавил заблудших братьев Покаяния? Я правильно тебя понял?
— По словам Джилсепони, знающей этого человека лучше, чем кто-либо другой, это именно тот самый Маркало Де'Уннеро, — сказал Виссенти.
Мгновенно дал о себе знать нервный тик, потому что одно лишь произнесение вслух этого проклятого имени выбивало магистра из колеи.
— Как это надо понимать? — спросил дородный аббат Гленденхук, который всегда держал сторону Фио Бурэя. Когда до него дошли слухи о происходящем в стране, Гленденхук тут же поспешил в Санта-Мер-Абель, чтобы обсудить их со старым другом.
— Это надо понимать как конец привычного мира, — угрюмо заметил другой магистр.
Фио Бурэй бросил на него испепеляющий взгляд.
— Это означает, что время мира и процветания для нас закончилось — не навсегда, разумеется, — поправил он суровым, но спокойным тоном. — Это означает, что мы, братья абеликанского ордена, исповедующие истинную религию, можем обнаружить, что нас осаждают отступники или даже армия, верная трону, который прежде мы всегда считали союзником. Санта-Мер-Абель не привыкать к напастям, магистр Донегал. Мы прошли испытания войны с демоном и пережили величайший переворот внутри самой церкви. Стоит ли так быстро впадать в отчаяние?
