— Гырболайф, распорядись этого в яму, и переодеваться. Карету пусть подают.
— Слушаюсь, р…
Видимо, голос сделал знак, и Гырболайф тут же заткнулся, виновато сопя. Судя по рычащему произношению, Гырболайф был гоблином. Или очень здоровым орком. Но не троллем — им голосовой аппарат не позволяет так легко говорить на эльфише.
— Уточнить дозвольте, этого так и кидать, или развязывать?
Голос задумался и пришел к выводу:
— Пусть развяжут, мне он тут воняющий не нужен.
Марата качнуло, и понесло. Надежды на тупость конвоя не оправдались — в яму его помещали технично: сунули мордой вперед, придерживая за ноги.
— Руки подыми.
Сильная, наждачно-шершавая лапа быстро справилась с узлом, ее обладатель скомандовал напарнику развязывать ноги, а Марату поберечь башку. Едва путы на ногах были сдернуты, как держать перестали — и Марат вниз головой взошел на свою первую Орксийскую хату.
Плюхнувшись в довольно глубокую яму, Марат, собиравшийся какое-то время отдохнуть, дать рукам восстановиться, тут же вскочил — от пола густо несло. Сорвав с глаз повязку, принялся яростно счищать кое-где приставшую к новому казакину опоганенную землю. Приведя себя в сравнительный порядок, осмотрелся. Яма. Грамотная, не хуже, чем на фильтряках. Стенки подтесаны, не вылезешь, будь ты хоть троллем. Нашел сральник, и, обновив находку, продолжил осмотр. Нычеров в стенках ямы не было — видать, никто в этой яме надолго не задерживался. Та-ак, где сидушки, ага, вот. Мальца осыпались, ерунда, подновим. Никого рядом? Вроде нет. Подняв казака подошвой вверх, Марат зацепил ногтями одну из накладок на каблуке, и вытянул широкую гибкую швайку чуть короче ладони. Выбрав самую дальнюю от сральника сидушку, Марат подновил ее и присел на слой свежей земли.
Пришли за ним вечером — вернее, ночью; Марат уже расслабился и собрался на дальняк да вздремнуть, как наверху, за краем откоса, выросли две давешние гоблинские хари:
— Э, повязку одень.
— Э,…. задень. — безразлично срифмовал Марат.
Наверху задумались.
— А вот я щас тебе гриба чесучего кину.
— И к шефу меня в грибе поведешь, да? Хромай, дубачина.
Снова тайм-аут.
— Спустимся — пожалеешь.
— Что пожалею? Что бескрайних вкинули? Не, не пожалею, устал без ласки. Состригай капусту, и заваливай. Солидолу прихвати.
— ….! Сейчас охрану вызову, и…. побежишь!!!
Сторговались на том, что до дома пойдет без повязки, а в доме не будет кочевряжиться и спокойно даст ее надеть. Он ни на что не надеялся, и куражился чисто из принципа — раз уж спокойно сожрали, так хрен спокойно переварите.
— Что так долго?! Гырбалайф, в чем дело?
Марата втолкнули в комнату, проведя сперва по чисто хозяйственному уровню подвала: кислая капуста, затхлость, дрова многолетней сушки, бочечная плесень; а затем спустились и до нужного уровня: солдатская кожаная амуниция на входе, факельная смола, и, за скрипучей дверью, в нос Марата ударил крепкий запах тюрьмы — тоска, страх, ненависть, тухлый бздех от кислой капусты, моча, сырость, сгнивший арестантский пот. Ага, еще солома и мыши.
Марат часто пытался представить себе свою смерть, причем некоторые из представленных картинок заставляли его сердце сжиматься по-особому, со значением; и теперь, идя своими ногами в последний раз, он даже чувствовал себя обманутым… Интересно, а че мне не страшно-то? — легкомысленно думал Марат, раздраженно отдергиваясь от тыкающих порой в ребра мечей конвоя. — Даже наоборот, типа весело даже. Или это так истерика у меня проявляется? И я через полчаса буду плакать в голос и лизать сапоги палача? Тьфу, блин, какая патетика поперла: «сапоги палача», «лизать»… Да и хрен с ым. Доведут, что сапоги эти лизать начну, так доведут; судьба такой, значит. Дром Баро. Че это я вспомнил? Ладно. А пока не довели — буду им сукам дерзить до последнего. Хоть нервы попорчу…
В комнате двое, один — давешний голос, раф Голос будешь; чернила, нехороший желудочный запашок, колоньская вода — модный типа, да? Так, кто там еще; у, да ты, по ходу, коллега, товарищ второй — вообще не пахнет, сидит тихо, аджну-баха от него почти вампирская, едва заметишь.
… Оп-па! Аджну-баха? Эт че я, по-колдунски «смотреть», что ль, научился?.. — ошарашенно подумал Марат. — … Это че, типа, может и поживем еще?! А раньше-то че, а?! Че б не тогда, когда меня колдун какой-то сраный с дерева ронял?..
— Э, маленькая, ты полегче там! — прикрикнул Марат на вязавшего его к стулу Гырбалайфа, едва удержавшись, чтоб не схватить своей новой рукой его белесую жизненную силу, ощущавшуюся в полуметре за спиной.
… А ну втяни пальцы, колдун новорожденный! Ишь, только почуял, и сразу за теплое! Шифруйся, пока дают…
— А повязку-то, эй! Забыл, мал-л-ланец? Сымай давай, а то не «спрошу тебя как»!
— Гырбалайф, повязку оставь и свободен.
… раффи Голос подал голос… — неуклюже скаламбурил про себя Марат и приготовился слушать:
— Пугайте.
— И не подумаю. Это вам следует проявить инициативу, дорогой Марат. Мне, сами понимаете, достаточно просто-напросто забыть вас здесь — и неосмотрительно оставленная вами в Ковчеге капелька вскоре вас призовет. Никогда не случалось бывать там, где умирают мертвые?
— А тебе? Че порожняка метать, дядя. Может, там нормальным пацанам ежевечерне выкатывают ведро чифиря и двух педерастов? Никто не знает.
Никто из присутствующих не заметил, как стоящая в углу комнаты чугунная жаровня плавно оторвалась от пола и ти-и-ихо вернулась на место. Марат тоже не заметил, так как не отрывал взгляда от желтых йоббичьих глаз собеседника. Он почувствовал — а не тяжело! Вроде как стакан с водой поднял. Обычный, граненый — на двести пятьдесят, если с пленочкой.
— Марат, к чему эти грубости и понты, а? Ты же видишь — с тобой никто не играет, давай поговорим, как можно извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Твоя выгода — более-менее спокойная жизнь, оставшаяся до срока, когда ты отправишься в Ковчег Ярости. Сделать эти два-три-десять дней непереносимыми я смогу. Ты же понимаешь, да, Марат? Служил ведь у сянцев? Наверняка ты видел, во что превращается мыслящее существо после четверти часа работы мастера. На завтрашний день ты будешь орать, вернее, шепелявить «Ой дяденька не надо!», когда в твою камеру залетит муха. И радостно пить мочу Гырбалайфа.
— Блин, раф Голос, мне уже таки страшно, веришь-нет? Запугал ты меня.
— Как, Раф Голос? Хм… Прекрасно. Ну что ж, поговорим о моей выгоде, раз запугал. Есть у тебя что-нибудь взамен?
— А ты будешь? Смотри, не мыл с утра.
— Может, привести его в чувство? — спокойно, как автомат, поинтересовался второй, до этого безмолвно наблюдавший устроенный Маратом цирк.
