Дверь, и уже в последнем рывке тянется рука, и пальцы прикасаются к ручке. И замирают, крепко сжав полированное дерево.
Дверь распахивается, и смутно видно чье-то знакомое лицо.
– Кира? Кира! Что случилось?!
Теперь можно. Теперь все кончено. Она добежала.
Рука отпускает ручку, и девушка медленно сползает прямо на голый пол. Крупная дрожь сотрясает тело, и, обняв себя за плечи, она начинает плакать. Плакать навзрыд, до истерики. Потому что теперь можно.
И чьи-то сильные руки, знакомые, родные, поднимают её. Кто-то насильно сует её чашку с водой, и зубы стучат о край фарфора. Она проливает половину на изодранное почти в клочья платье.
Больше не надо бежать. Бег окончен.
– Рассказывай, – он поставил перед ней еще чашку с горячим дымящимся напитком.
– Они пришли три часа назад, – глухо ответила девушка. – Как ты и предупреждал. Мать зря смеялась. Их не впечатлили ни её награды, ни её привилегии. Они сказали, что все это упразднено по приказу королевы Электры. Отец бросился на них, когда они начали заламывать ей руки. Представляешь? Бросился на гвардейцев королевы.
Она низко опустила голову.
– Он остался там. Лежать на полу. Кажется, эта сука-капитан проломила ему череп. Я ничего не могла сделать. Ничего.
Сильные руки обняли её за плечи и прижали к широкой груди.
– Я что-нибудь придумаю, любимая. Обязательно придумаю.
Он сидел в каком-то неприметном трактире, в который зашел нечаянно, только потому, что проходил мимо, а делать было в принципе нечего. Флейма, как и многих новобранцев, отпустили на первые увольнительные, так что многие рванули во все тяжкие, а вот демону хотелось просто побродить по городу, посмотреть. Потому что отдых заканчивался. И скоро начнется самое веселье. Он никому так и не рассказал о том, что их отряд нанят. Солдатам еще только предстоит узнать, что сразу после их возвращения в казармы им придется отправиться на задание.
И вдруг хлопок по плечу.
– Привет.
Потрясенный, он едва сдержался, чтобы не подскочить. Кто-то смог подойти к нему так, что Флейм не услышал. Это просто невозможно, это…
Этаким вдумчивым взглядом зеленых глаз на имперца смотрел герцог Масато.
– Прохожу мимо, думаю, дай зайду, перекушу чуть-чуть. А тут ты сидишь, – он обезоруживающе улыбнулся.
Сейчас он не выглядел аристократом, одетый в довольно простую серую рубашку и штаны, больше подходящие простому наемнику, чем герцогу.
– Ты не против, если я к тебе присоединюсь?
Флейм вздохнул:
– Что вы здесь делаете, Ваша Светлость? Да еще в таком виде?
В ответ он получил лукавую улыбку:
– Вот не поверишь, у меня было свидание с ослепительной красавицей.
– Это объясняет ваш вид, – неодобрительно отозвался демон, гладя, как лунарец садится напротив него. – Но не объясняет, что вы делаете здесь.
Масато улыбнулся:
– Давай, пока на «ты», хорошо? А то меня мои титулы и так всю жизнь преследуют. Да и странно это выглядит, не находишь, что два наемника на увольнительной друг друга титулами высшей аристократии величают.
Флейм фыркнул:
– Ты отлично умеешь уходит от прямого ответа.
Его собеседник вскинул брови:
– Воспитание обязывает, не находишь? – и весело подмигнул подошедшей служанке. – Милая, у вас есть кусок хорошо прожаренного мяса? Я голоден, как целое войско.
Она хихикнула:
– Такой молодой, тебе положено много и хорошо кушать. Что-то еще кроме мяса?
Флейм наблюдал за тем, как герцог делает заказ, и невольно ему в голову пришла мысль. Что он уже видел такую же вот харизму и мгновенное очарование… Удивительно, но герцог Молний напоминал ему Лорда Звезд Максимилиана.
– Итак? – Масато повернулся к собеседнику и уставился на него цепким взглядом. – Ты обдумал мое предложение?
– Оно все еще кажется мне странным, – ответил Флейм.
Тот тяжело вздохнул:
– Ну хорошо, а если я озвучу другие причины моего предложения?
– Попробуйте, – сын Повелителя Иллюзий заинтересовался.
Герцог вздохнул, оперся локтями на грубую столешницу, усеянную какими-то странными темными пятнами:
– Знаешь, на самом деле ты напомнил мне одного демона из вашей Империи… вы похожи не внешне, отнюдь, скорее каким-то качеством или чертой. Я сам понять пока не могу. А может, просто огонь, который я вижу в глубине твоих глаз, такой же, как у него. И если тогда я немногое мог, то в этот раз я не хочу упускать свой шанс на что-то, что мне еще не ведомо… Ты словно какая-то возможность, которую упускать совершенно нельзя.
Флейм молча смотрел на лунарца. Такого он никак не ожидал. Мальчик-то живой. Мало того, у него есть зачатки какого-то дара. В этот момент служанка принесла целый поднос с верхом заваленным снедью и выпивкой. И, кажется, немного обиделась, что на неё никто не обратил внимания. Покачивая крутыми бедрами, она отошла. Только после этого Флейм тяжело вздохнул:
– У тебя много свободного времени сегодня?
– Есть немного, – несколько удивленно отозвался тот.
– Тогда мы сейчас пообедаем, потом пойдем прогуляемся, и в конце прогулки я дам тебе свой ответ.
Зеленые глаза просветлели:
– Ловлю на слове! А куда пойдем?
– Вообще-то, это я здесь чужак, – вскинул бровь демон.
– Тогда… – задумался он.
На фоне оконного светлого проема темная фигура с гитарой в руках, и хриплый голос выводит:
Если завтра война,
И сегодня она наступила,
И когда подошла боевая пора –
Запеваем мы с новою силой:
На земле, в небесах
Наш напев и могуч и суров:
Подымайся, серебряный кот,
Собирайся в поход!
Разгромим обнаглевших врагов.
От орды мы себя защитим, –
Мы готовились к бою недаром, –
И на вражьей земле мы врага разгромим
Беспощадным, могучим ударом!
… военную походную боевых котов. Коты суровые, по-звериному сильные существа, похожие на имперских бесов по своему положению в обществе. Только они всегда воины. И всегда кому-нибудь служат. Вот уж действительно, служения войне завидней доли нет. Певец стройный, подтянутый, очень гибкий, похожий на кота, вставшего на задние лапы и странным образом приобретшим черты лунарца. Из одежды только штаны из плотной ткани, а обнаженный торс покрывает темно-рыжая гладкая шерсть в пятнах. Флейму нестерпимо хотелось её коснуться, попробовать на ощупь. Но он не решался. Кота это явно могло обидеть, а боевых котов Лунара обижать – это сродни самоубийству, причем в довольно жестокой форме. Глядя на него, в это веришь, а хриплый голос выводит новую песню. Такую же хриплую и такую же жесткую.
