Бледный длинноволосый воин несся стрелой через людские волны, по одному его взгляду оставшиеся стражи окружили Краена плотным непробиваемым кольцом, как будто это могло помочь. Шериан кубарем скатился с коня, взлетая на гребень распластанного на земле белого раненого дракона. Мысленный приказ рванул зверя ввысь, бьющая из глаз воина сила подпитывала быстро теряющего силы дракона, заживляла его раны, раскрывая раны стража. По белоснежным, тяжело вздымающимся бокам потекла алая кровь, но они приближались к жалкой беспомощной точке все ближе и ближе. Дракон извернулся в воздухе, резко устремляясь наперерез. Свион падал слишком быстро, они не успевали, не успевали. С ладоней Шериана сорвалась длинная черная нить и устремилась к верховному со скоростью стрелы, выбросила гибкие щупальца, обхватывая обмякшее тело. Сильный рывок едва не сорвал воина со спины дракона, нить обмотала его запястье и стала медленно уменьшаться. Крылатый зверь тяжело поднимался все выше, пытаясь как бы зависнуть на определенной высоте.
Шериан опасно наклонился вбок, втаскивая неподатливое тяжелое тело на спину дракона. Белые пальцы вцепились в него, сердце бешено стучало, билось о ребра клетки. Воин заскрипел зубами от неимоверного усилия, свое собственное тело переставало слушаться, отданные сила отзывались в каждом уголке полной пустотой истощения. Он все таки затащил мага, упав на него грудью, руки бессильно свесились вниз, и синий огонь померк в его глазах, полуприкрытых веками. Дракон медленно пошел на снижение…
Небо сияло мягкой теплой тьмой, далекие звезды печально смотрели на землю, роняя серебристый свет. Тихая ночь окутывала изможденных, израненных людей и животных. Костры негромко потрескивали, разбрызгивая ярко-оранжевые искры. На лагерь живых опустился покой, на лица погибших – умиротворенность. Император молча глядел вдаль, понимая, что последних сегодня во сто крат больше, а те, что остались, сами не знают рады они этому или нет. Преграда Ризмора и сам таинственный город темных слабо мерцал в сознании Краена. Он был где-то там, за сгущающейся вдали пеленой мрака и отчего-то казался по-прежнему гордым и неприступным…
Шериан медленно пробуждался из тяжелого забытья, магическое истощение царило не только в теле, но и в духе. Сквозь резь в глазах он различил яркий свет, бьющий из вытянутых полукруглых окон. Воин повертел головой и попытался встать, что вызвало у него приступ внезапного землетрясения. Он ухватился за мощный квадратный столик, показавшийся ему достаточно устойчивым, чтобы выдержать его вес. Оглядевшись в небольшом светлом пространстве он без труда отыскал свою одежду. Меч обнаружился около двери, стоял, прислоненный к стене и создавал впечатление, что кто-то постарался поскорее от него отделаться, словно он жег ему руки.
Шериан посмотрел на себя в отполированное медное зеркало, игнорируя вкрадчивое покачивание пола под ногами, и лишь ощутив спокойную тяжесть оружия за спиной, вышел вон из комнаты. Еще не успев перейти от яркого света там и полумрака в длинном узком коридоре, воин столкнулся с какой-то серой тенью. Раздался короткий гневный вскрик и звон опрокинутого на пол подноса с едой.
– Ты куда…- яростно зашипели на него и осеклись. – Капитан? – голубые глаза широко распахнулись. – Простите, не узнал. Буквально недавно заходил к вам и своими глазами видел и мог бы поклясться, что сегодня вы уже точно не подниметесь, – растерянно сказал молодой незнакомый ему воин и тут же поспешил представиться.- Я Лиэнс Тронгворг, из личной стражи императора.
– Что-то я тебя не припомню, – подозрительно прищурился Шериан.
– Я из новых, – торопливо добавил страж и отпнул ногой бронзовый поднос, – император собственнолично добрал недостающие звенья охраны. Он очень беспокоился о вашем здоровье и хотел видеть вас сразу же, как только вы поправитесь.
– Я готов, – пожал плечами капитан. – Где сейчас император?
– В тронном зале, – ответил Тронгворг и угодливо улыбнулся. – Позвольте вас проводить, – и пошел рядом.
Пламя факелов трепетало, по стенам расплывались странные искаженные тени, гулкое эхо подхватывало слова новоявленного стража и разносило по сводам. Шериан слушал спутника вполуха, обращая внимания лишь на что-то действительно важное. Он узнал, что провалялся в беспамятстве около двух недель, за это время во дворце успели побывать посланцы темных, которые в довольно наглой и самоуверенной форме изложили предложение повелителя Ризмора о заключении временного мира, потому как одним сражением, да к тому же экспериментом, пробой сил, ничего, конечно же, не решается. Потом он описал побледневшее лицо императора и усмешки посланцев. Еще бы, Краен ведь положил на том поле половину своей армии, едва уцелела четверть магов, а темные намекали на то, что это было и не сражение вовсе, а просто игра, пусть жестокая, но зато поучительная. Они выставили против них горстку самых незначительных, слабых сил, давая им понять, какова их реальная мощь. И если они не нападают прямо сейчас на их ослабшие земли, то это всего лишь осторожность и нежелание жертвовать своими лучшими воинами в ситуации, которую можно решить намного легче и без серьезных потерь. Темные маги предупреждали, что мир начал шататься от потерянного равновесия и сейчас не время продолжать споры, нужно немного переждать, что будет выгодно для всех сторон. Таким образом они не сдаются, а всего лишь дают им возможность чуть окрепнуть, чтобы сразиться с действительно серьезным соперником. Тронгворг болтал что-то еще, но разум Шериана отказывался верить в услышанное, его бледное лицо стало еще белее, ресницы отбрасывали на щеки черные тени, в полуприкрытых глазах скрывался гнев, ярость, направленные на темных магов, вот так запросто сокрушивших столько человеческих жизней и сломавших еще больше судеб их родных. Он почувствовал резкую ноющую боль. Пусть он не знал большей части погибших, зато он видел сотни искаженных в предсмертной судороге лиц, сотни тускнеющих глаз, в которых ярость сменялась тихим отчаянием, окрашенным в безнадежную боль от того, что он больше не увидит тех, кто дорог ему. Разве можно остаться безучастным?! Он считал свое сердце окруженным тройной холодной броней, но она резко дала трещину, и первые капли крови просачивались сквозь нее, унося с собой эти навсегда вросшие в память лица.
Молодой страж все еще не умолкал, и из груди Шериана поднималось смутное желание снести эту пустую голову с плеч. В голосе придворного не было никаких других чувств, кроме желания позлословить, он рассказывал все это с ехидством человека всю жизнь не высовывавшего из дворца даже носа и для которого самое важное было жить в свое удовольствие, пусть даже вокруг все рушится, а мир раскалывается на части, лишь бы ему было хорошо.
