Ознакомительная версия.
– Умеет, конечно. Только не всегда хочет говорить на языке людей, – улыбнулась я, аккуратно ссаживая брауни с колен на кровать и вставая с измятой постели. – Между прочим, если захочешь принарядиться, то в шкафу есть одежда для тебя. Завтрак уже на столе, я подожду, пока ты поешь, а потом направимся в Рощу. Вчера ты просил меня показать тебе определенный год… что ж, ты можешь видеть это ставшее далеким для людей прошлое за окном.
Кармайкл выронил искусно починенную куртку из рук, метнулся к цветному витражу, всматриваясь в редкий седой туман, причудливыми извивами стелющийся над землей, и на лице его отразилось нетерпение исследователя, неожиданно для себя оказавшегося перед неизведанными ранее землями. Я только головой покачала – и вышла из комнаты, не дожидаясь вопросов, которые в любой момент могли посыпаться как из рога изобилия.
Сначала магу надо кое-что увидеть и, возможно, понять что-то для себя.
Интересно, будет ли он и тогда просить помощи у ши-дани или же решит, что люди сумеют справиться с нагрянувшей бедой самостоятельно, как «справились» немногим более двухсот лет назад, заточив Грозового Сумрака в замок на скале? Смешно ведь, право слово.
Заперли фаэриэ, которого умудрились поймать, но не смогли убить, и отпраздновали победу над сумеречными тварями. Понадеялись на нерушимую крепость своих заклинаний, на то, что заточенный без возможности колдовать фаэриэ будет безопасен.
О да, безопасен. Ровно до той поры, пока не найдет лазейку в запирающем заклинании или же пока его кто-нибудь не додумается выпустить. Интересно, насколько безумным станет фаэриэ, более двух веков просидевший взаперти без возможности сливаться со стихией, колдовать, да даже просто умереть? И как его удержать, если люди наверняка позабыли его имя, пугаясь грозы и проклиная сумерки в память о нем? Ши-дани помнят многое, иногда кажется, что слишком многое. После ритуала Становления у сердца Холма, к которому ши-дани будет принадлежать до самой смерти, с силой кого-то из ушедших им иногда достаются и прижизненные воспоминания тех. Расплывчатые, зачастую туманные, но иногда – поразительно четкие, и именно они превращают новорожденного в преемника умершего. Замыкается круг дареной силы, начинается новый жизненный виток – и не пропадают умения и приемы, изучаемые годами и сохраненные в земле Холма.
Все, что уходит, рано или поздно вернется – таков закон жизни ши-дани.
Как жаль, что у людей все иначе…
Я отворила потемневшую от времени, искусно украшенную резьбой дубовую дверь и вышла на порог, полной грудью вдыхая сырой, холодный воздух середины осени. Ветер, показавшийся мне удивительно теплым, принес на своих крыльях запах дождя и грибов, прячущихся под толстым, пропитанным влагой лиственным ковром. Он скользнул невидимыми пальцами по моим щекам, погладил выбившиеся из переплетенных цветными лентами кос кудряшки, а очередной порыв я ощутила как призрачное объятие.
Доброе утро, Там Лин…
И капелька, сорвавшаяся с козырька крыши, стекает по моей щеке как слеза.
Тихо шелестит мелкий холодный дождь, сыплющийся с неба, как речной жемчуг из прохудившегося мешка. Шуршит под ногами толстый лиственный ковер, скрывая от глаз яркие рыжики, солидные, мясистые грузди и подосиновики с красноватыми шляпками, серая дымка застилает Рощу так, что деревья в отдалении кажутся призраками давно ушедших дней.
Я неторопливо шла по прогалине, вороша листья длинной осиновой палкой, подобранной на опушке леса, и то и дело наклоняясь, чтобы аккуратно срезать найденный гриб. Небольшая плетеная корзинка, которую я захватила из дома, заполнилась наполовину, когда Кармайкл, зябко кутавшийся в алый плащ, наконец-то поинтересовался, а куда мы, собственно, идем.
– Тебе так не терпится увидеть ужас и страх давно отгремевшей войны? – поинтересовалась я, ставя корзинку на землю и опускаясь на колени, чтобы срезать несколько растущих рядом рыжиков, совершенно не беспокоясь о том, что длинный подол белоснежного платья облепили мокрые листья. – Люди – странные существа, право слово. Они всегда готовы понаблюдать за чужими страхами или позором, но почему-то так стыдятся, когда их самих ловят на чем-то неподобающем или унизительном. Тебе так хочется увидеть, как Сумерки наступали на Холмы, превращая людей и ши-дани в пищу, в скот, который нужно убить и употребить как можно быстрее?
– Ты же знаешь, насколько несправедливы твои слова, светлая моя госпожа. – Кармайкл опустился на колени рядом со мной и осторожно коснулся моей руки, сжимающей маленький, похожий на птичье перышко, ножик, который как раз годился ровно на то, чтобы резать грибы или снимать кожуру со спелых яблок. – Я, к сожалению, не обладаю мудростью прошлых поколений, а для человека лучше один раз увидеть, чем услышать или прочесть десятки, а то и сотни раз…
– Тогда ты должен знать кое-что прежде, чем ты увидишь желаемое. Мы – призраки для тех, кто существовал в том далеком году, но это не означает, что мы невидимы и неуязвимы. Существа из Сумерек могут нас видеть, более того – могут и навредить, потому как подчиняются другим законам, которые позволяют им обходить наши. – Я поднялась, отряхивая белоснежный подол, и взяла корзинку. – Я отведу тебя туда, где ты сможешь наблюдать за происходящим, оставаясь в безопасности. К древу королей, что растет в моем времени.
– А что это за древо? – Маг встал с пышного лиственного ковра и последовал за мной через величественный «туннель», образованный высокими ясенями, чьи золотисто-желтые кроны со временем переплелись ветвями.
– Я расскажу тебе. Чуть позже. Впрочем… мы уже на месте.
Каждый раз, когда я прихожу сюда, мое сердце сжимается от странной непонятной тоски и горечи. Каждый раз, когда я смотрю на огромное дерево, обхватить ствол которого могут разве что два десятка человек, взявшись за руки, в горле возникает ледяной ком и мне почему-то хочется плакать.
Блестящая золотая кора древа королей крепче драконьей чешуи, а трепещущие на ветру рубиновые листья в фут длиной и шириной с мою ладонь могут одним легчайшим прикосновением разрезать руку до кости. Но узнать остроту алых листьев с черными прожилками могут лишь те, кто по незнанию или злому умыслу не проявят достаточно уважения к живому сердцу западного Холма.
Кармайкл застыл рядом со мной, с удивлением глядя на исполинское дерево, выросшее на берегу маленького озерца с удивительно прозрачной водой, – каждый камешек на дне рассмотреть можно было, каждую травинку или рыбу, и чудится, будто озерцо на самом деле мелкое, и воды там всего по пояс. Ошибочное впечатление – глубина этого озерца такая, что до дна донырнуть не у каждого ши-дани получится, а уж достать со дна кроваво-красный янтарь, что получается из смолы древа королей, падающей в воду, – и вовсе задача почти невыполнимая.
Ознакомительная версия.
