— А что там произошло?
— Ничего… все. Кто же теперь знает?
Казалось, человек отвлекся на какое-то занятие. Потом он спросил:
— Он показывал тебе свои пальцы?
Эбботт не ответил.
— Он всегда так делает… снимает их, приставляет заново. — Машинист захихикал. — С ним все будет в порядке. Он — ангел, все исправит.
— А что конкретно он исправит?
— Город. Мадригал. Пока я опять его не снесу. В этом его миссия. Как я и говорил, он же ангел. — Машинист опять засмеялся. — В любом случае ты-то в порядке?
Эбботт по голосу мог сказать, что человек отвернулся от него, но не понял, что тот делает. Боль теперь стекала по правой ноге, и ступня почти онемела.
— А то если ты в порядке, то явно не любитель чесать языком, — добавил мужчина. Есть люди, которые думают, что это явный плюс, но я-то люблю немного поговорить. Понимаешь, о чем я?
Боль немного отступила. Эбботт прошаркал влево и втиснулся в угол кабины паровоза. Он прислонил голову к стене, подложил под щеку руку, стараясь хоть чуть-чуть смягчить постоянные удары о металл, и открыл глаза.
То ли в кабине стало больше света, то ли его глаза привыкли к полумраку, — теперь Пол смог различить фигуру мужчины. Ростом примерно пять футов и пять-шесть дюймов, коренастый, одетый в полосатую мятую спецовку, заляпанную маслом и сажей. Из его заднего кармана свисала какая-то тряпка, ее заостренный кончик мотался туда-сюда, пока мужчина боролся с массивным штурвалом, находящимся посредине кабины. Шляпой оказалась бейсбольная кепка темного цвета — синего или темно-зеленого, Эбботт не смог разобрать. Жесткие и густые седоватые волосы были не по моде длинными и вились мелкими кольцами, прилипая из-за пота и сажи к бугристой шее мужчины.
Штурвал выглядел достаточно сложным. Один широкий обод, который машинист придерживал рукой, и три других — каждый новый меньше предыдущего — рядами поднимались вверх. Они были прикреплены к центральной колонне богато украшенными металлическими планками. Около них из круглых впадин, словно стебли тростника, выступали длинные блестящие рычаги.
Эбботт какое-то время просто наблюдал, наслаждаясь медленно затихающей болью. Он переводил взгляд с машиниста на два боковых окна, картины в которых все так же беспрестанно менялись. Сначала Пол просто двигал глазами, но потом кое-что заметил.
Вид, открывавшийся из окон, по крайней мере с позиции Эбботта, ограничивался облаками. Мужчина повернул колесо в сторону, затем в другую, толкнул один рычаг вверх, а второй круговым движением отвел практически горизонтально.
— Хорошая поездка! — крикнул Эбботт, стараясь, чтобы его услышали из-за шума.
— Угу, — прозвучал ответ.
— А он… он сейчас не управляется?
— Кто?
— Поезд, — разъяснил Пол, ухмыльнувшись такой непонятливости.
— А, поезд…
Машинист неожиданно повернул одно из колес с почти балетным изяществом, двинул вверх рычаг и шлепнул по ободу, максимально увеличив скорость вращения. Затем он крутанул другое колесо в противоположном направлении. Поезд пьяно содрогнулся, и Эбботта вышвырнуло из угла.
— Нет, я бы сказал, что сейчас у меня все под контролем.
Теперь Пол увидел, что мужчина даже не смотрит в окна. Казалось, он пристально изучает стенку топки перед собой.
— А куда ты направляешься? — спросил Эбботт, разглядывая кабину.
— Куда угодно. И никуда. Просто путешествую.
Пол кивнул:
— Я имею в виду, где я смогу сойти?
— Сойти? — Машинист засмеялся. — Ну, ты можешь сойти когда и где захочешь. — Он потянул за перевитый узлами канат, и свисток издал пронзительный визг. — Мне как-то все равно.
— Но где ты остановишься?
Машинист резко вертанул колесо вправо, со скрипом перевел в сторону рычаг, после чего буркнул:
— Я не останавливаюсь.
— Ты не останавливаешься?
— Я так и сказал.
Созерцая спину машиниста, Эбботт спросил:
— Ты же не огибаешь препятствия? Ты их сбиваешь.
Человек открыл прямоугольную металлическую дверцу, выставив на обозрение рдеющее горнило топки. Он залез в большую бочку, стоящую рядом с ним, выловил там пригоршню чего-то, похожего на пустые полиэтиленовые пакеты, и бросил их в пламя. Огонь разбушевался с новой яростью, машинист захлопнул дверь и снова взялся за штурвал.
Поняв, что не дождется ответа на предыдущий вопрос — хотя мужчина мог его просто не услышать из-за шума, — Эбботт решил продолжить беседу:
— А что это за топливо?
Машинист повернулся к нему и улыбнулся:
— Сны.
На его лице играла смесь печали и нежности, самоуверенности и униженности, но под всем этим таилось что-то темное. Мужчина выглядел лет на шестьдесят пять — семьдесят. Круглое лицо обрамляли седые бакенбарды, доходившие до подбородка; над переносицей пересекалась пара глубоких морщин. Глаза были полуприкрыты, словно Эбботт глядел на фотографию, сделанную, когда человек моргал.
— Сны. — Пол повторил это слово без малейшего сомнения. Если человек говорит, что топливом служат сны, значит, так оно и есть. Эбботт не понимал, как это может быть, но раз машинист сказал — надо принять на слово. Пол почувствовал, что этот мужчина может поведать ему о многом или даже попросить о чем-нибудь и эту просьбу надо будет выполнить беспрекословно.
Человек повернулся и крутанул большое колесо, словно демонический дирижер. Его жилистая рука метнулась к потолку, ухватилась за штурвал и быстро повернула другое кольцо в противоположную сторону, тогда как сам машинист наклонился вперед и внимательно изучал что-то перед собой на стене. С Эбботта неожиданно словно какой-то груз свалился.
— Так, — крякнул он, с усилием поднимаясь на ноги, — мы в поезде, который нигде не останавливается и едет на снах.
Произнеся это сам, Пол удивился, как раньше мог посчитать такой ответ чем-то иным, кроме как безумными старческими бреднями.
— Именно. Ты все правильно понял.
Эбботт прошел вперед, держась за маленькие рычаги, выступающие из крыши, и встал рядом с машинистом. Великолепно!.. Он едет в город Нигде на поезде с колесами от автомобиля, которым управляет старый пердун, любящий говорить загадками. Этот состав средь бела дня сбил человека и причинил городу больше разрушений (пусть и захолустному Мадригалу, которому явно не помешает генеральная уборка), чем можно увидеть во всех частях «Смертельного оружия», вместе взятых. А тот старый дурак, приконченный этим, выглядел как прокаженный. Ради всего святого, где в нашем мире еще остались прокаженные? Эбботт глянул в окно и выяснил, что из-за скорости весь пейзаж за ним слился в ленту неопределенного цвета.