Со щитом и секирой Тамар стоял посередине своих воинов. Каждого врага, который прорывался через острия копий, осыпали ударами, оттесняли назад или убивали. Земля вала все еще была Влажной и скользкой, а ров перед ней наполнен дождевой водой. Уже скоро перед этим простым укреплением стали накапливаться трупы врагов, а вода окрасилась в кроваво-красный цвет.
Через показавшийся бесконечным период времени сигнал горна отозвал нападающих назад.
Тяжело дыша, Тамар поставил щит на землю и огляделся. Ряды сохранились, врагам нигде не удалось пробить бреши. Темная земля была пропитана кровью масридов и влахаков, трупы покрывали обе стороны вала. Раненые кричали, моля о пощаде, о помощи, или просто от боли. Юный марчег ожесточил свое сердце против этих ужасных криков, в которых слышалось так много страдания. «Сегодня еще многие будут кричать, еще многие отдадут свою жизнь за эту землю».
Земля была взрыта, но баррикады до сих пор держались, даже если и временные постройки против кавалерии во многих местах завалились или были вырваны из земли. Рыхлая земля скатилась во рвы и засыпала погибших.
Прежде чем Тамар успел отдохнуть от боя, снизу в наступление пошла кавалерия. Сцарки в легких доспехах в дикой скачке устремились на защитников только для того, чтобы, попав в зону досягаемости, пустить стрелу и развернуться назад. Ответ лучников Тамара был слабым и почти не попадал в быстро уносившихся прочь сцарков.
Непосредственно после этого выстрела пришла в движение тяжелая кавалерия.
— Закройте бреши, — громко приказал Тамар и снова взял в руку свой щит.
Даже вверх по склону всадники приближались на впечатляющей скорости.
— Щиты!
Когда они уже были на расстоянии почти пятидесяти шагов, всадники опустили копья. Взгляд Тамара прошелся по кавалерии противника, их роскошным жеребцам, измазанным в глину копытам, обнаженным зубам. Он увидел щиты с военными символами, тяжелые доспехи, длинные копья. Затем штурм докатился до них.
Копья трещали, пики разламывались, стрелы вонзались в тело. Натиск был убийственным, но вал выдержал. Кони проваливались в ров, с поломанными ногами ударялись о вал. Всадники выскакивали из седел.
— Тесните их назад! — громко крикнул Тамар, который бросался в образовавшиеся бреши и тоже нападал на врага. Атака превратилась в рукопашный бой, где смешались фыркающие кони, кричащие люди, оружие, щиты, грязь и кровь. Снова и снова Тамар бил по своим врагам, пригибался, поднимал щит, пока это нападение не закончилось так же резко, как и началось. Тяжелая кавалерия отступила назад.
Некоторые сорвиголовы кинулись преследовать их, но Рурьос резкими приказами заставил их вернуться и навел порядок в рядах. Пока Тамар не выпускал из виду врагов в долине, в лагерь уносили раненых и там помогали им по мере возможности. Их крики неслись над полем боя.
Бросив взгляд на солнце, Тамар обнаружил, что оно почти не сдвинулось с места. «Одна атака отбита. Сколько же нам их еще предстоит?»
Он посмотрел в сторону, где должен был стоять Кевес. Однако он нигде не видел сцарка. Тамар стал осматривать ряды. А потом он увидел его. Кевес лежал на валу, ноги подтянуты, руками обхватил живот. Тамар быстро подскочил к своему верному воину, но сразу же увидел, что его помощь пришла слишком поздно. Кевес был уже мертв, глаза пусты и безжизненны. Печаль и ярость охватили сердце Тамара, однако он смог не поддаться этим чувствам. Негнущимися пальцами он схватил сцарка, нагрудная пластина доспехов которого была пробита копьем, и понес его в лагерь.
«Ты обязательно найдешь свой путь в Божественном свете, — подумал юный марчег, когда опустил тело Кевеса на землю. — Мы все очень скоро последуем за тобой». На мгновение он позавидовал сцарку, лицо которого осталось таким мирным в смерти. Затем он отвернулся и пошел к живым, за судьбу которых еще был ответственен.
Битва, казалось, была кошмарным сном без конца. Они уже отбили шесть или семь атак. Земля была взрыта, весь склон и вал покрыты трупами, которые лежали слегка засыпанные землей. Больше ни у кого не было сил уносить их оттуда, так что с каждой атакой их просто все глубже втаптывали в мокрую землю. «Земля пьет нашу кровь, — вспомнила Флорес слова Стена. — И поедает наших мертвых. Даже Неагас погиб».
Солнце уже низко стояло над горизонтом. Влахаку удивляло то, как долго они смогли продержаться и еще не были побеждены. С неожиданным упрямством влахаки вцепились в этот залитый кровью клочок земли, который они выбрали для своей последней битвы.
На востоке Тамару тоже удавалось снова и снова отбивать жестокие атаки. Как он это делал, Флорес не могла сказать, так как от изнеможения и усталости она не могла осознать больше ни одной ясной мысли. А еще вдалеке на востоке возвышался монастырь Стариг Яцек. Заходящее солнце окрасило темные стены здания в светящийся золотой и красный. «Совсем скоро мы выстоим, и скоро придет ночь». Необъяснимая радость наполнила влахаку при этой мысли, но затем к ней пришло отрезвляющее понимание того, что потом наступит новое утро. «Мы не побеждаем, мы только очень медленно терпим поражение».
В некоторых местах в лагере целители зажгли огонь. Стоны и крики раненых стали постоянной пыткой, которую должны были переносить все.
Солнце медленно опускалось вниз, пока до горизонта не осталось расстояние всего в ладонь шириной. У Флорес возникла безумная надежда: «Когда стемнеет, мы отступим назад. Или нападем на Сциласа ночью. Мы изменим судьбу, изменим ситуацию».
Однако сигнал горна из ложбины разбил все ее надежды. Их враги снова пришли в движение. На этот раз к ним скакала оставшаяся тяжелая кавалерия, а за ними вплотную шла пехота.
Штандарт Сциласа все еще висел перед его шатром, показывая, что марчег не посчитал нужным принять личное участие в атаке. Так он не давал врагам возможности убить его во время боя и победить армию именно таким образом.
Флорес снова медленно надела шлем на голову и натянула ремень своего щита. Она стала между воинами и подняла оружие.
Атакующая кавалерия образовала длинную растянутую линию; но чем ближе они подходили, тем теснее прижимались друг к другу, пока клином не вонзились в середину объединенных влахакских и масридских линий. Флорес в ужасе смотрела, как некоторые воины отшатнулись назад, как открылись бреши, а потом в них устремилась вражеская пехота. Влахаке пришлось бороться за свою жизнь.
Сцилас, очевидно, хотел в этой последней попытке решить исход битвы еще сегодня. Они стали теснить сразу все места формации; Флорес сама со своими воинами удерживала вал, однако слева и справа от влахаки уже начало сказываться это бесконечное напряжение. Между влахаками и масридами ряды прорвались, и в их середину устремилась кавалерия. Далеко слева Истрану не удавалось сдерживать поток врагов, он отступал шаг за шагом. Флорес ожесточенно боролась дальше, пытаясь остановить врагов только силой своих мыслей, своей ненависти. Однако несмотря на то, что они удерживали вал, позиции постепенно сдавались и возникла угроза того, что они останутся изолированными посреди врагов.
